Снова тёплая грязь, правда, не такая глубокая, как до сетки. Но её вполне хватало, чтобы попасть за шиворот, пока лёжа на животе и держа автомат, мы протаскивали свои тела под натянутыми проводами.

На каждом проводе, вместо старых добрых колючек, были маленькие шарики, коснись которых можно было получить ярый удар нейростимулятором. Это позволяло в случае неосторожности застрять здесь надолго, без надежды на вызволение, ведь никто не полезет за тобой под натянутые нейроструны, сливающиеся с цветом дождя. Именно поэтому я и Шайло продвигались вперёд очень медленно и аккуратно.

К моменту, когда мы действительно добрались до финиша, я успела вспомнить все проклятия и ругательства, которые знала: тяжелее тренировки у меня не было в жизни. Может быть, не так уж и не к месту я была на Материке, в чистых залах Верховного суда?..

Я обессилено рухнула на колени рядом с невозмутимым и сухим инструктором, которого спасал брезент сооруженной палатки над головой, а Шайло так и вовсе без зазрения совести легла на спину прямо под его ногами, чтобы отдышаться.

– Могло быть намного лучше, – презрительно констатировал Лэн, мимолетно взглянув на мою приятельницу под своими чёрными берцами.

Я разочарованно вздохнула и огляделась, заметив поодаль уже пришедшего в себя Криса, который ободряюще, но едва различимо сквозь завесу льющейся воды мне улыбнулся; пару других новобранцев и Норда. Молчаливо смотрящего на горизонт.

Могло быть лучше, и всё же мы – не последние…

***

Долгожданный единственный выходной. Занятия шесть раз в неделю обеспечивали более быстрое прохождение всей подготовки, но совсем не учитывали физическое и моральное состояние бойцов – «тренируйся или умри» фактически стало нашим лозунгом. Радовало лишь то, что в реальной службе после всё было чуть менее строго. Там уже многое зависело о того, в какой Дивизион, подразделение и к какому офицеру ты попадёшь.

Об этом думать пока не хотелось. Шагая по пустому коридору Штаба рано утром, я мечтала лишь о кружке кофе, завтраке и пробежке после. В выходной кроме меня, кажется, не бегал никто, и для интроверта это стало благословением: весь стадион сегодня снова мой. Бег здорово разгружал мозги, и это была та физическая активность, от которой внутренне не воротило. Знала ли я по прибытии на Остров, чтобы будет тяжело? Да. Но чтобы настолько? Точно нет.

Отбросив заплетённую косу с плеча назад, я завернула за угол и… Врезалась. В кого-то. В чью-то широкую грудь. Со всей силой. Секунда – и я, уже сидя на заднице на полу и отбив себе руки, кряхтя, поднимала взгляд наверх. Не успев толком что-либо понять.

– Гамильтон?

Вот же…

Чуть хриплый голос Норда Эммерсона током прошелся по коже. Ему хоть бы хны – как остановился из-за удара, так и стоит, разве что скрестил теперь руки в ожидании. Вот тебе и повод пообщаться после той ситуации с сывороткой. Хоть и такой идиотский.

Краем глаза я заметила за ним какое-то движение. Хлопнула дверь в коридоре под мелодичное женское «Увидимся, Норд!», отчего тот в раздражении еле заметно повел плечами.

Ничего себе… Неужели Эммерсон…

Причина столь его раннего пребывания в этой части Штаба, где располагаются комнаты и апартаменты офицеров и действующих бойцов, кажется, ясна.

И какого-то хрена моему нутру это не понравилось.

– Такое долгое валяние у моих ног… с чем-то связано, Тихоня? – не знаю, что именно отрезвило меня быстрее: то ли прозвище из его уст, то ли саркастичный тон с подтекстом.

Я вскочила, осознав, что действительно как слабачка расселась на полу. И неожиданно вновь оказалась в слишком тесном контакте с Нордом: он и не подумал сдвинуться хоть на дюйм, проницательно теперь разглядывая мое лицо в непосредственной близости.