– Какой фильм? – напоследок крикнул он.

– «Кабаре»! – тоже крикнула я. Нам обоим нравился этот дивный финал с прямой спиной Лайзы Минелли и ее лихо накрашенными беспросветно зелеными ногтями и рукой, поднятой в последнем приветствии. – Счастливо тебе!..

…Я достала фотографию в стылом аэропортовском автобусе. Ну, конечно, это была именно она: середина пятого курса, я, Иван и Нимотси, сфотографированные оказавшейся под рукой Аленой Гончаровой: пьяные лица, трезвые глаза, время увлечения Томом Вейтсом и Реем Чарльзом – «Скатертью дорога, Джо!»…

Я приехала домой с относительным миром в душе, педантично вымыла посуду, завалилась на диван и включила немецкое порно. Это было неплохим учебным пособием, но действовало на меня усыпляюще.

С утра меня ждала пишущая машинка, казавшаяся теперь персонажем из фильма ужасов, – я почти разучилась писать.

Но постепенно все вошло в свою колею. Привыкшая лишь дополнять других и, добросовестно обсасывая, доводить до совершенства чужие идеи, я начала находить прелесть и в маркизе де Саде как потенциальном соавторе. По поводу анатомии и физиологии я теперь была подкована на четыре ноги, особой психологии и экзистенциальных рефлексий не требовалось – дело стало за сюжетом.

«Кетчупу, кетчупу побольше», – вспомнила я наставления Ивана и для начала завернула парочку банальных убийств на сексуальной почве, приплела к ним садомазохистическую секту, а позже – и ее главу, мимикрирующего под скромного учителя экологии, – модная тема.

Несколько раз звонил Александр Анатольевич, и, памятуя о «рэкетирской репе», я разговаривала с ним более чем почтительно. Сценарий ни шатко ни валко двигался к своему закономерному финалу, кровавой бане, торжеству извращенной сексуальности – я всегда выполняла свою работу четко и добросовестно.

Где-то во второй трети он даже захватил меня, и я позволила себе робкие фантазии, авторские отступления и вариации на тему. Теперь я сидела за машинкой день и ночь, немытая и нечесаная, лишь иногда позволяя себе выходить на улицу за яблоками.

Яблоки всегда были одни и те же, сорт «джонатан». Ими торговали прямо под окнами нашего дома приезжие испуганные хохлушки, которых безбожно гоняла милиция. Одна из хохлушек оказалась мариупольской, и после того, как это выяснилось, я покупала яблоки только у нее.

Еще раз позвонил Александр Анатольевич.

Мы договорились встретиться в метро «Новокузнецкая», в центре зала. Я сказала ему, что буду стоять с опознавательной газетой «СПИД-Инфо» в руках, и он одобрительно хмыкнул.

…Мы встретились.

Если Александр Анатольевич и был рэкетиром, то рэкетиром нестрашным, почти ручным: голова под строгий бобрик, отличный костюм и дорогое кашемировое пальто. В туфлях я не разбиралась. Александра Анатольевича немного портили сломанные борцовские уши – но только немного.

Александр Анатольевич оказался немногословным – он забрал мою папку и отдал свою. Процедил сквозь зубы что-то похожее на «я позвоню» и ретировался.

Я решилась открыть папку только дома. В папке оказался конверт, а в конверте – две тысячи долларов. Все сотенными бумажками. Я впервые держала их в руках.

Дрожа как осиновый лист, я тут же ломанулась в обменник на метро – доллары были настоящими, с ума сойти!

Теперь возникла новая проблема – что с ними делать. Тратить деньги я совершенно не умела – ну не вещи же покупать в самом деле!..

Я всегда стеснялась вещей, вещи же меня презирали. Я могла уживаться только со свитерами под горло и джинсами, уж этим плевать было на мою вопиющую внешность.