– Да чтоб всех! Глядите-ка, я же говорил, что эта деваха не просто так тут торчит, – недовольно покачал головой самый молодой из компании.

– Да погоди ты, – махнув рукой, перебил приятеля тот, что сидел ближе к краю, и снова повернулся к наемнице. – А с чего это чужачке есть до того дело? Здесь зря языком не болтают, уж я-то знаю, да любой в Шадионе это знает. Если что говорят, так значит не впустую. Или, может, ты другую… правду наешь? Получше тех, кто тут живет с рождения?

– Слышала другое.

– И что же? – мужик лукаво прищурил один глаз, доставая из кармана коробочку с табаком. – Небось, что Пламенный Чертог – проходной двор, курятник или пивная? Наверняка слыхала, что король и королева вроде нас с тобой, и только и делают, что собирают компашки из доходяг и работяг в своих закрытых владениях и слушают целыми днями жалобы и прошения? Может, еще скажешь, что они разбрасываются золотом, разбазаривают направо и налево все, чем сами богаты? Что их прислуга держит окна во всех покоях раскрытыми нараспашку?

– Полегче, ну. Не перегибай палку. Мы же не бедствуем, народ ни на что не жалуется так-то, разве не правда? В конце концов, и ко двору пускают. Иногда, когда у Палгрима настроение хорошее, – съязвил третий незнакомец, который тоже не спешил отмалчиваться. – А так, попробуй пройти мимо охраны, если ты им не понравишься – мигом погонят, разбираться не станут.

– А король делает вид, что ни при делах, а королева – она вообще есть? Может, ее и не было никогда, а ту, что ты видел в кузне – не пойми кто.

Троица вновь увлеклась, наперебой сыпля сплетнями.

– Значит, шансов нет, даже если есть важная причина? – видя, что кузнецы отвлеклись, Илилла поторопилась прервать их пустословие.

– Никаких. А что, так надо? Забудь, странникам с других земель туда путь закрыт, никто в здравом уме не позволит разгуливать по Чертогу бродяжкам с улицы, и уж тем более – говорить с глазу на глаз с Палгримом. Я не знаю ни одного пришлого, кому вот так запросто открыли нараспашку ворота.

– И что за дело у тебя к королю? – самый болтливый смерил Мелон оценивающим взглядом. – Ты вроде не гонец на службе, не посол с вестями с других земель, иначе бы не околачивалась здесь. Неужто на работу собралась проситься? На служанку не похожа, да и стряпуха из тебя, как из золота грязь. Поди в гвардию хочешь? Да ты не прячь меч-то, тут слепых нет – все всё видят, – рабочий указал толстым пальцем на ножны, которые Мелон поспешила получше прикрыть накидкой. – Если умеешь держать оружие, тогда тебе только через главу этих, как его, красноплащевых, иначе – никак.

– Какая тебе разница, зачем ей туда? Поможешь, что ли? С тебя, как и с нас, взять нечего, – расхохотался старший из компании и с шумом втянул ноздрей табачную цепоть.

К разговору он уже явно потерял всякий интерес, да и к представлению тоже: громко хлопнув себя по колену, рабочий сделал странный широкий жест рукой, поднялся со скамьи и направился к выходу. Его приятели переглянулись, перекинулись еще парой ничего на значащих для наемницы фраз и лениво покинули насиженные места, напрочь позабыв о случайной собеседнице. Илилла же осталась стоять там, где и стояла, и обдумывать услышанное, вернее, те крохи, что давали почву для размышлений, которые удалось выловить из почти бессмысленного разговора.

Глумливые сценки тем временем сменяли друг друга и становились все более пикантными, глупыми и совершенно ненатуральными. Половина ротозеев, что еще в самом начале с энтузиазмом поддерживали объявителя и кривляющихся актеров, уже неохотно улыбались и так же вяло хлопали и махали руками. Кто-то стал расходиться, по пути оглядываясь на неказистую сцену, словно боясь пропустить что-то очень важное; другие больше перешептывались, явно обсуждая не представление. И все же ни одного скверного и ругательного слова никто не бросил в сторону театра. Собравшийся народ не выглядел, как обычно выглядят те, кто был недоволен, зол или оказался облапошен. А болтун все надрывался, желая вновь разжечь интерес в публике: сыпал метафорами, приводил самые изощренные сравнения, и в красноречии мог уступить лишь самым искусным ораторам. Вскоре он убрался с глаз, а на его месте снова появились стражники, но уже внутри импровизированного дворца, вернее, в тронном зале. Те забавлялись игрой в кости, пока «король» расхаживал в одной ночной сорочке, декламируя нескладные стихи и бросая в «окно» куски хлеба. С каждой минутой Или все больше чудилось, что это не театр, а дешевый притон юродивых, в глазах которых наизнанку все, что бы они не увидели.