– Уходи! – зашипел ей на ухо Аксио. – Я задержу его, а ты беги!
Не дожидаясь ответа, Аксио поднял тяжелый колун и кинулся на ругавшегося солдата. Тесса понеслась со всех ног, размазывая по лицу слезы. Миновав конюшни, она выскочила на задний двор, отперла служебную дверку в ограде завода и выскользнула наружу. Еще пара мгновений, и она уже бежала во всю прыть по тропинке, которая вела в лес за стекольным заводом. Путь ей освещало яркое зарево над тем зданием, где раньше был кабинет Касторы.
Измученная, потрясенная, донельзя возбужденная, Тесса отгоняла от себя чувство вины за то, что оставила Аксио наедине с тем солдатом. Перед ней стояла задача: выбраться из Грента, попасть в Оссу и там, во вражеском доме, встретиться с мастером Касторой.
4
Киззи Ворсьен, страж порядка из гильдии Ворсьенов, стояла на крыльце дома и наблюдала за гуляками и уличными артистами, которые принимали участие в празднике солнцестояния на окраине оссанского предместья Касл-Хилл. Был десятый час, и сквозь шум уличной ярмарки то и дело пробивался звук далеких пушечных залпов.
Киззи подумала: сколько людей знают, что разразилась война – можно сказать, прямо у них на пороге? Конечно, об этом уже напечатали во всех газетах. Иностранный легион вторгся в Грент менее шести часов назад, чтобы отомстить за смерть Адрианы Граппо. Но прочитать статью в газете еще не значит понять, что происходит. Как известно, все плохое случается только с другими. Праздник не прекратится, пока пушечные ядра не начнут сносить жилые дома, а может, даже и тогда.
Ее внимание привлекла одна уличная артистка, пожилая женщина в ярком костюме менестреля, с потрепанным футляром для скрипки на плече. Похоже, ее знали в этих краях: вокруг женщины собралась небольшая толпа, и теперь она обходила зрителей, потряхивая банкой для денег, где звенели монеты и шелестели банкноты, перебрасываясь с людьми словами и шутками. Когда их щедрость иссякла, женщина вышла на середину улицы и поставила футляр на землю. Открыв его, она вынула скрипку, положила ее на плечо, склонила голову набок и нахмурилась, настраивая инструмент. Ее лицо выражало разные стадии разочарования, пока не стало совсем комичным. Тогда она подмигнула парнишке из первого ряда. Киззи невольно фыркнула от смеха. Она и не ожидала, что будет так заинтригована незамысловатыми действиями уличной музыкантши, и с растущим изумлением наблюдала за тем, как та все настраивала и настраивала скрипку.
По шее пошли мурашки, спустившись затем по руке к кончикам пальцев; именно такое ощущение она испытывала, когда рядом с ней начинал творить колдовство гласдансер. Киззи внимательно пригляделась к музыкантше, и тут из футляра, стоявшего у ног женщины, на мостовую что-то выпрыгнуло.
Это была птица. Игрушечная, из цветного стекла. Она стала приплясывать на тонких ножках, а старуха все настраивала и настраивала скрипку. Закончив, она провела смычком по струнам, извлекая одну протяжную ноту. Птица, которая сначала просто смотрела на нее снизу вверх, взмахнула крыльями, словно для пробы, и взлетела, едва из-под смычка потекла мелодия.
Дети смеялись. Взрослые охали и ахали, хлопали в ладоши. Многие проталкивались вперед, чтобы бросить в футляр еще денег, а птица все летала над ними, и движения ее крыльев идеально попадали в такт.
– Ой, как здорово! – сказала Киззи вслух, неожиданно для себя самой.
Вообще-то, она считала себя циничной, но это маленькое представление тронуло ее. Все гласдансеры делились на две разновидности: большие таланты и мелкие дарования. Последних было много, и сама Киззи тоже входила в их число. Она ощущала присутствие годгласа и гласдансеров и, сосредоточившись, могла даже манипулировать мелкими стеклянными предметами, если тех было немного.