Фрай настораживается. Внутри нарастает тревога – образы рассказов матери о мутных всплывают в сознании. Возможно, те самые мутные всегда были рядом, но его разум отказывался верить в их существование, считывая это как миф. Он помнит, как мать делилась историями: о том, как они поджидают, как шепчут, как способны манипулировать сознанием, заставляя людей видеть то, чего нет. Возможно, часть этих рассказов выдумало его детское сознание. Теперь кажется, всё это происходило не с ним, а с кем-то другим. Эта мысль не покидает его, обрастая новыми деталями.

Фрай пытается отогнать страх, заставляя себя смеяться, но это получается натянуто. Он сам себя уговаривает, что всё это – лишь плоды его воображения, что это всего лишь алкоголь, играющий с его разумом. Но голос разума становится всё тише, подавляемый нарастающей паникой. Позабыв об отлучившейся девушке, он встаёт и направляется в сторону незнакомцев. Но вдруг останавливается, не желая в очередной раз уличить себя в параноидальных мыслях.

Чернокожий словно отмерев, отпускает пакет и резким, совершенно неестественным движением разворачивается, и направляется к выходу. Второй словно растворяется в темноте коридора, с пакетом в руках.

«Что это было?» Думает юный штурмовик. Струйка пота скользнула вдоль позвоночника. Состояние паранойи захватывает его. Каждое движение, каждый шорох в баре кажется предзнаменованием. Он становится неуловимым для собственных мыслей, они сливаются в один поток – это лишь его воображение, это всего лишь страх. Но что, если это правда? Он встает, ощущая, как сердце колотится, будто предупреждая его о чем-то зловещем.

Фрай вскакивает и, будто ведомый внутренним импульсом, выбегает на улицу. Тёплый, спертый воздух подземных шахт террагенератора ударяет в лицо, сбивая с толку. Этот тяжёлый запах кислорода, поддерживающий искусственную атмосферу города, кажется ему внезапно таким чуждым. На секунду он начинает успокаиваться, ощущая, как голова чуть проясняется. Но тревога до конца не покидает его: алкоголь всегда вызывает ненужные мысли, играя злые шутки с разумом. И теперь он не может отделаться от ощущения, что мутные могут быть ближе, чем он думает.

Наконец тремор отпускает. Сплюнув на асфальт и выругавшись вслух, Фрай разворачивается и медленно направляется обратно в бар. Лиза уже ждет его на прежнем месте, её взгляд полон любопытства.

– Не хотелось верить, что ты убежал, – говорит она нежным голосом. – Думаю, мне стоит извиниться ещё раз…

– Брось, всё в порядке. Мне просто нужно было глотнуть свежего воздуха. Может…

– Что? – уточняет она, когда он замолкает, не решаясь продолжить.

– Я подумал… Вдруг, ты согласишься прогуляться со мной? Если хочешь, я могу проводить тебя домой…

– Пожалуй…, – Лиза смотрит в сторону своих друзей. – Да, – отвечает она, и её улыбка освещает лицо, словно утреннее солнце. Она протягивает Фраю руку.

Он аккуратно помогает ей спуститься с высокого стула, чувствуя, как его сердце начинает биться ровнее. Вместе они выходят из бара и направляются на проспект, где шумный город кажется менее угрюмым.

Весенняя ночь в столице окутана теплом, словно одеялом, укрывающим город от холодных воспоминаний. Входы в метро изрыгают горячий воздух, напоминая о жизни, скрытой под землёй. Ярко освещённый центральный проспект никогда не засыпает, наполняясь шумом гуляющей молодёжи и туристами, прилетевшими с разных уголков Республики. Воздух становится душным и липким, как тяжелые мысли, накрывающие Фрая, когда он смотрит на неоновые вывески, сверкающие всевозможными цветами и формами, пестрящие названиями на официальном языке человечества и старинных диалектах, на которых всё ещё разговаривают в галактике. Огромные рекламные экраны, заменяющие фасады небоскрёбов, словно дотягиваются до защитного купола, заполняя пространство иллюзиями.