– Слава Дутуру! – крикнул я, опрокинул в себя рог, и десяток глоток, насколько сумели, повторили за мной.

Не знаю, сработает ли моя примитивная лесть, но, надеюсь, она мне зачтется.

Люди хлопнули по стаканчику, а Бесы неуклюже, расплескав половину, повторили их жест.

Подействует ли на них это пойло? Понятия не имею! До сего дня они не пили и не жрали практически ничего, кроме Рабов и их крови! Я приказал прислуге вновь наполнить емкости.

– А этот тост я поднимаю за наших бесстрашный воинов! За Кузнеца и Капитана Барбоссу, что бросились на превосходящие силы треклятых кочевников и остановили их атаку! Ура!

На этот раз ответный рев был много более полон энтузиазма, нежели первый. Знания о Дутуре были вшиты системой, а битву они видели своими глазами.

После еще парочки тостов мы, наконец, начали трапезу. Ни о каких столовых приборов, речи, понятное дело, не шло, но я постарался соблюсти нормы приличия. А глядя на меня, пытались их соблюсти и остальные… Впрочем, не слишком-то успешно…

Странное, это было зрелище. Страхолюдные чудища и каким-то образом затесавшиеся в их компанию люди, чавкая и рыгая, поглощали сырое мясо. Клыки, рога красные и серые морды… Но я, прихлебывая перемешанное с наркотой вонючее молоко гавака, вдруг ощутил спокойное умиротворение, что здесь, на Рране, наверное, не чувствовал, наверно, ни разу. Да, впереди была абсолютная неизвестность, на каждом шагу поджидали все новые опасности, но… жребий брошен, и пути назад нет. Должно быть, так ощущал себя Цезарь, перейдя Рубикон.

Внезапно внутри пробудился темный клубок сознания Агрбадана. Источаемая им злоба и ненависть волнами разошлась по нутру… Но я пинками загнал его обратно, в самый темный уголок своего разума. Сегодня не твой день, е*анный ты ублюдок!

Меж тем, пойло, похоже, все-таки начало действовать. Да еще как!

Парочка Скоржей сцепилась из-за лакомого куска, Сидрах и Зухар, раскрасневшись, заспорили о преимуществах сабли, а Быр и Шазам, явно подражая им – о кинжалах. Кузнец, снявший шлем и пугающий всех мерзкой рожей, целенаправленно собирал глаза в кучку, наливая себе все новые и новые кружки моей «надираловки», а Барбосса, вдруг, ни с того ни с сего, задрал одного из подававших ему яства прислужника и принялся отрывать от еще дышавшего существа куски мяса, пятная кровью роскошный ковер… Бр-р-р…

Глядя на расшалившихся гостей, Гарей шепнул мне на ухо.

– Ты хочешь сделать из них всех подобие людей, а ты уверен, что им это надо?

Я мрачно посмотрел на трепыхающегося в лапах Капитана Гончих Раба, вздохнул и мрачно изрек:

– А почему бы и нет? Быть может, система это предполагает? Дала же она им мозги, чтобы научиться говорить за несколько недель?

Гарей хмыкнул.

В этот момент Одноглазый как раз пытался рассказать, быть может, первую историю в своей жизни:

– Я! – он стукнул себя кулаком в грудь и прищелкнул клыками. – Стоять!.. Стоять… Скала стоять! Нуразги… Р-р-р! Бум-бум. Борг… Лезть! Я! Фьить-фьить – он изобразил руками бросок камня из пращи. – Нуразги… й-э-э-эх! Я бум-бум, хыщщ!..

Остальные Бесы в благовении внимали разговорчивому собрату, и стоило только ему закончить, наперебой принялись толкать свои истории. Вернее, пытаться…

Какое это, однако, было любопытное, смешное и одновременно отвратное зрелище…

– А мы разве не подобие людей? – подколол я старика.

Гарей вздрогнул, и вдруг посмотрел на меня другими глазами, словно впервые заметив красную морду и нависающие надо лбом рога.

– Пойду прогуляюсь… – сказал я и вылез из-за «стола». Слова Гарея все-таки что-то задели в моей груди.