Но он должен был знать правду. Я не видела смысла ее скрывать.

– Ты должен знать, Карим, что ничего между мной и Русланом не было. И я это говорю не для того, чтобы оправдаться или чтобы тебе стало легче, просто я устала от нагромождения лжи. Мы с ним договорились, что нам будет удобна эта помолвка. Но мы всегда, повторяю, всегда были только друзьями.

– Что? – проскрежетал зубами Карим, и я видела, как ему хочется видеть мои глаза. Какие мучения доставляет ему этот разговор вслепую. Мне и самой было неудобно, неуютно и непривычно, но я хотя бы видела. А Карим был вынужден жить в темноте.

Я не выдержала и села ближе, взяла его за ладонь. То, как он вздрогнул, причинило боль. Бедный. Жалость перемешивалась во мне со злостью. Ведь разговор был непростой.

– Зачем, Полина? Зачем ты это сделала? Хотела позлить меня? – Он стиснул мои пальцы и глядел в сторону.

– Теперь мне сложно сказать – зачем, – разоткровенничалась я, – в те дни мне было ужасно тяжело, весь этот год… Да и сейчас… Впрочем, что об этом говорить? – Я вытерла слезы и постаралась, чтобы мой голос звучал спокойно. – Дело прошлое.

– Теперь я выгляжу еще хуже, – Карим опустил голову, поник, его голос стал едва слышным, – пока ты просто делала вид, я по правде женился на Диляре. Был адски зол на тебя за то, что сбежала, не выслушала, ревность сшибала весь разум напрочь. Полина, – потянулся он ко мне, ища мою вторую руку. Я подала ее ему, и мы переплели пальцы, сидя так какое-то время. – Прости, – искренне заговорил он, – прости за всю ту боль, что я тебе причинил. Я разрушил наш брак.

Я прислушалась к себе, чтобы понять, что меняют эти слова. Карим полностью признал свою вину, а я перестала лгать про Руслана. Но стены между нами – они не разрушились. Ничего это не меняло, ни капли, разве что стало немного легче дышать оттого, что он не винил меня больше ни в чем. Только себя.

– Я получил кару свыше. Аллах всё видит. Я потерял всё. Тебя потерял, – горячо говорил Карим, поглаживая мои пальцы.

Мне захотелось немного унять его боль, ведь я не чувствовала злорадства из-за того, что он так пострадал. Напротив. Никто не заслуживает такой кары.

– Карим, не говори так. Ты спас нашу дочь. И ты не потерял ее. Она – рядом. Я привела Диану, чтобы вы пообщались. В последние дни у нее кошмары, она всё время зовет тебя.

– Что за кошмары?

Благо Карим взял себя в руки и переключился на проблемы дочери. Его лицо сразу посветлело, но губы поджались – он переживал за Диану так же, как и я. Всё же он ее любил, и этого было не отнять.

– Ей снится, как на тебя наезжает фургон. Несмотря на возраст, она это помнит, – с горечью произнесла я и отвела взгляд. Казалось, будто Карим может увидеть выражение моих глаз, хотя это было бредом, я ведь знала о его недуге. Мне просто не хотелось давить на больное. Долю своей вины в происходящем я не отрицала, и ни один вечер не проходил без “а если бы”, но мы не властны над прошлым, можем лишь смотреть в будущее.

– Что насчет психологов? Диана слишком маленькая, чтобы перенести это спокойно, как могут взрослые. Я слышал, что детские травмы – самые сильные.

– Я надеюсь, что она увидит тебя, что ты цел и невредим, и успокоится. Не хочу вовлекать посторонних, всё же она слишком мала, а я боюсь ошибиться с выбором специалиста.

Карим кивнул и не стал со мной спорить, и я выдохнула. Не выдержала бы еще одного прессинга с его стороны. Уже отвыкла от того, что мне нужно перед кем-то отчитываться. Глотнула воздух свободы и расставаться с ней мне уже не хотелось. В то же время я заметила, что Карим мог сдержать свою ревность и признать ошибки.