– Профессор, от тебя приятно пахнет, – подкинул я дровишек в топку не без наслаждения. К сожалению, она отвернулась от меня, так что я не мог разглядеть выражение ее лица – пришлось довольствоваться созерцанием ее светлой макушки. Уши Кассандры предательски порозовели.

– А от тебя перегаром разит за версту! Бессовестно отрываешься посреди недели! Молодежь пошла просто кошмар!

– Ого, вот это претензии! А ты разве не гуляла в студенчестве? – поинтересовался я, нисколько не обиженный ее комментарием.

– Гуляла, конечно, но знала меру! – ответила она нравоучительно.

– В самом деле, профессор, я же не прогуливаю занятия, чего ты разворчалась? Между прочим, ты сама виновата, что тебе приходится стоять со мной в обнимку.

– Мы не стоим в обнимку! Это все переполненный транспорт! И замолчи уже! Ты больно разболтался! – выпалила она так отчаянно, что я аж пошатнулся.

Неужели ей противна моя близость? Понимание этого меня неприятно ужалило и одновременно приземлило. После ее слов я замолчал. Я действительно слишком разболтался. Сам не заметил, как увлекся разговором. Это было на меня не похоже. Обычно мне даже пару слов сложно связать, а тут беседа лилась сама собой.

Кассандра достойно терпела до станции, когда нам нужно было выходить, а потом вылетела из вагона как ошпаренная. Она ринулась к эскалатору и, не оборачиваясь, бросила мне, что пойдет одна и чтобы я не шел за ней.

И у нее еще хватает смелости говорить, что она не ведет себя как ребенок?! Мы же с ней в один универ направляемся, и из-за ее ребячества я что, теперь должен идти другой дорогой?!

Я вздохнул уныло. Голова разболелась еще сильнее. Хорошо, что у нас не намечалось урока английского. Мне уже на сегодня хватило выкрутасов профессора Грин. Женщины утомляют.

Кое-как отсидев пары, я поторопился вернуться к себе в берлогу и, как и собирался, лег отсыпаться. Проснулся я уже ближе к десяти вечера. Сделав ужин на скорую руку, я поел, а потом загрузил грязные вещи в стиральную машину. Те, что были на мне этим утром, я тоже решил постирать. Перед тем, как засунуть свитер в стиралку, я обнюхал его ради любопытства. И точно, я не ошибся. Он все еще пах духами профессора Грин. Яблочный запах крепко въелся в ткань. Как ни крути, а яблоки мне теперь постоянно будут напоминать о ней. Вздохнув, я закрыл машинку и запустил стирку. В это время затрезвонил мой сотовый. Вернувшись в комнату, я поднял его с кровати и уставился на экран. Пару секунд я набирался мужества и в итоге неохотно ответил на звонок.

– Привет, сынок, – послышался на том конце взволнованный мамин голос.

С тех пор как я переехал, мы почти не виделись и общались только по телефону. Я старался как можно реже приезжать домой.

– Привет, звонишь поздно, – отозвался я.

– Днем до тебя не дозвонишься. Как дела? Как учеба?

Все это были стандартные, из раза в раз повторяющиеся вопросы, на которые мне периодически приходилось отвечать, чтобы не спровоцировать приступ паники у мамы.

– Все отлично.

– Я рада. – Повисла пауза.

– А ты как? Как папа? – поинтересовался я.

Каждое слово давалось с трудом. Иногда я задавался вопросом: всем взрослым детям так тяжело общаться с матерями? Сколько себя помню, я никогда не мог быть при родителях самим собой. Особенно тяжело пришлось в подростковом возрасте. Постоянный контроль безумно тяготил меня. Хотя и в детские годы было не лучше. За каждым моим шагом следили, за выбором друзей тоже, да и в остальном мое мнение не приветствовалось.

– Папа, как всегда, много работает, а я по-прежнему… – Мама всхлипнула и добавила, набираясь мужества: – Сынок, приходи домой! Хотя бы на Рождество! Очень прошу!