– А если умирает девушка? – неожиданно спросил Андрей.

– Значит, она не уходит, – Чан твердо посмотрел Андрею в глаза. – Она остается.

– Со мной?

– С тобой.

Андрей невольно оглянулся, но, кроме трепещущих на земле и в листве солнечных бликов, ничего не увидел. И, смешавшись, поднял к лицу чашку.

– Она здесь, – сказал китаец чуть слышно. – Я ее вижу. Ты мне не веришь? – спросил он, поймав ускользающий взгляд Андрея. – Тебе сказать, какая она?

– Да.

– У нее длинные рыжие волосы. На ней синие джинсы и полотняная куртка с «молниями»...

– Она что-нибудь говорит?

– Молчит, – сказал китаец, глядя в вишневую листву.

– Зачем она здесь? – Андрей спросил, не поднимая глаз от стола, – он боялся столкнуться взглядом со Светой.

– Ты сам ее вызвал. Все время вызываешь... Не отпускаешь...

– Это плохо?

– Для тебя плохо.

– Она хочет, чтобы я ее отпустил? – в голосе Андрея невольно прозвучала обида.

– Нет, – ответил китаец.

– Как же мне быть?

– Живи, – ответил Чан, и Андрей понял, что продолжать этот разговор не следует, что-то подсказывало – остановись. Но он не мог не задать еще один вопрос.

– Скажи... Ты можешь научит меня видеть подобные вещи?

– Да, – помолчав, ответил китаец. – Но это слишком...

– Дорого? – уточнил Андрей.

– Нет. – Китаец сделал отбрасывающий жест рукой, словно его заподозрили в чем-то недостойном. – Это слишком долго, опасно, потребует много жертв от тебя. Ты молод, тебе рано видеть... И потом... должно быть позволение высших сил, – закончил китаец.

– Как я буду знать, что такое позволение есть?

– Если позволение будет, ты узнаешь. Однажды проснешься и почувствуешь – можно. А если спрашиваешь, значит, рано. Собираешься уехать? – неожиданно спросил Чан.

– Откуда ты знаешь? – изумился Андрей.

– Поезжай, – с какой-то отстраненностью произнес китаец, закрыв глаза. По лицу его скользили солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь листву. – Пора.

– Я привык к тебе...

– Это хорошо.

– Мы еще увидимся?

– Ты опять приедешь сюда... Застанешь меня живым или мертвым, но увидимся, – произнес китаец странноватые слова и улыбнулся виновато.

За неделю Андрей собрался, купил билет, попрощался с теткой и выехал в свой город. И теперь, глядя со второй полки на знакомые пригороды, почувствовал, что все еще не избавился от оцепенения в душе. Без радости возвращался, настороженно, с опаской. Его никто не встречал, он не сообщил о своем приезде даже матери. В купе молча собрался, кивнул попутчикам и вышел на перрон. Домой отправился пешком. И, проходя квартал за кварталом, словно здоровался с городом.

Едва позвонил в дверь, мать открыла тут же, словно стояла и ждала его. Она припала к груди и на какое-то время замерла.

– Ну и слава богу, – проговорила наконец. – И слава богу... И ладно. И хорошо.

Андрей бросил на вешалку куртку, сумку оставил на полу, присел к кухонному столику.

– Как тут у вас?

– Все хорошо, Андрюша, все хорошо.

– Никто не искал, никто не звонил, никому я не нужен?

– Вроде не звонили... Все знают, что тебя нет в городе... Чего звонить...

– Опустел, значит, город, обезлюдел.

– Не скажи... Такие толпы по магазинам носятся – того и гляди затопчут! А знаешь... – обернулась мать от плиты, – был звонок... Совсем недавно... Как же он назвался? Тут у меня записано на календаре... Вот, Павел Николаевич. Знаешь такого?

– Встречались.

– Он хороший человек?

– Надеюсь. Ничего не передавал?

– Спросил, когда возвращаешься.

– А ты?

– Не знаю, говорю... Я ведь и в самом деле не знала, когда приедешь... Предложила ему оставить телефон – отказался. Сказал, что ты знаешь, как его найти.