– Сынок, знакомься, это Аркадий, – представляет женщина папу.

– Рад с тобой, наконец-то познакомиться, – любезничает с ним отец.

Не уверена, что отец на самом деле рад, если Нина честно рассказала ему, каков её сыночек. И всё равно папа хочет найти с Марком общий язык. Всё-таки они с его матерью уже дату свадьбы обсуждают, а значит, Коршунов в его жизни навсегда. Это я могу сбежать к маме после института. Но сводному гостеприимство отца нужно как пятая спица в колеснице. Он даже не пытается проявить дружелюбие в ответ, только молча протягивает руку для приветственного рукопожатия.

Папа садится во главе стола, с другой стороны. Сажусь и я, а Нина начинает хлопотать возле нас, наливая лимонад.

– И как тебе в Москве, Марк? Твоя мама весь день старалась, обустроила спальню, – вкрадчиво пытается завести беседу отец.

– Прекрасно, – как-то слишком наигранно радуется сводный. – А то у Давы скучно и неуютно. Ни вздрочнуть, ни девку привести.

Поперхнувшись лимонадом от его слов, я закашливаюсь и стукаю себя по груди кулаком. Лицо Нины краснеет, и она закрывает его руками. Только отец остаётся невозмутим. Марк же как ни в чём не бывало, с удовольствием делает жадный глоток напитка, картинно причмокнув губами.

– Не паясничай! Где твои манеры? – придя в себя, отчитывает сына старшая Коршунова.

– А то что? Снова отберёшь у меня кредитку или запрёшь в комнате, как в былые времена? Банально. Придумай что-то поинтереснее, мам. Еды у нас не предвидится? – недовольно спрашивает сводный, морщась.

– Домработница сейчас принесёт. Хочешь что-то определённое? – снова пытается сгладить атмосферу папа. Первый раз вижу его настолько терпеливым.

– Ну-с, клубничку со сливками? – тут же откликается Марк, расплываясь в ослепительной улыбке. – И побольше сексапильных девчонок, – с насмешкой глядит на меня. – Можно и торт со стриптизёршей внутри.

– Прекрати ёрничать сейчас же! – не выдерживает Нина. – Мы можем провести ужин спокойно?

– С юмором в этой семье туго, понимаю, – кивает Коршунов, принимая невинный вид. – Окей. Я постараюсь.

И это его «я постараюсь» звучит как будто угроза. Интуиция подсказывает мне, что представление только начинается.

Домработница наконец-то появляется в поле зрения и ставит две салатницы. Одну с нарезанными огурцами и помидорами, со сметаной и зелёным луком, вторую – с чем-то похожим на винегрет. Затем спешит разложить по тарелкам ужин. Сразу заметно, что готовила Нина сама.

– Всем приятного аппетита! – миндальничает Коршунова, хлопнув в ладони.

Разрезаю один из биточков на тарелке, подмечая, что внутри сыр. Выглядело бы аппетитно, если бы не почерневшие корочки с одной стороны. А пюре вполне неплохое, не будь таким пересоленным. Зато спаржа выглядит хорошо. Её и накалываю на вилку.

– Спасибо, всё очень вкусно, – вежливо улыбаюсь я.

– Сестрёнка совсем не умеет врать. Что за дрянь, как из дешёвой столовки на трассе, готовит обслуга в этом доме? – с отвращением произносит Марк, брезгливо отодвигая от себя тарелку к краю стола.

– Это я приготовила… – огорчённо отвечает мать сыну. – Ты же любил биточки у бабушки в детстве, сынок.

– Сама, значит? – ярость плещется на дне карих глаз. Сводный действительно в бешенстве, и причина его такого поведения явно не в подгоревшей еде. – Ты никогда не готовила! Никогда за все мои девятнадцать лет. А теперь стала прислугой для чужого мужика и ребёнка?

Пугаюсь не на шутку. Перевожу взгляд на папу. Когда его лицо приобретает стальное выражение, а на челюстях заходятся желваки, я вжимаюсь в стул, мысленно готовясь к худшему. Отец открывает рот, чтобы что-то сказать, но Марк опережает его, небрежным движением ладони скидывая тарелку с края стола. Она рассыпается на осколки, а еда разлетается в разные стороны, пачкая ковёр.