Я киваю, доставая из комода приличные тканевые шортики, снимая футболку и надевая топ, а потом недолго подумав, выуживаю из чемодана худи с молнией.

— Хорошо. Так гораздо приличнее, — осматривая меня, изрекает Лера. — Пойдём на кухню?

И когда мы оказываемся на кухне, сестра сначала делает нам по кружке своего любимого фруктового чая, а потом садится на стул, как-то неуверенно смотря на меня.

— Да не томи уже, — стону я. — Даже если он страшненький, я тебя поддержу.

— Я бы не назвала его страшненьким, скорее наоборот.

— Ой, ну-ну, я помню твоих бывших ухажёров, сестрица. Без слёз не взглянешь. Страшны как смертный грех.

И действительно, четверо её бывших мужчин, с которыми Лера знакомила родителей и меня выглядели мягко говоря не очень. Такие скучные, в строгих костюмах, с унылыми лицами уставших от жизни работников среднего звена. И занудные до одури. Но, у нас всегда был слишком разный вкус, почти во всех вещах, и мужчин это касалось в том числе.

— Тим, он другой, — мягко улыбается Валерия. Имя её мужчины вызывает неприятные ассоциации. — Он заместитель главного архитектора, мы работаем вместе.

— Опять скучный трудоголик? Никакого разнообразия, — высказываюсь я, но под осуждающим взглядом сестры сконфуживаюсь. — Прости, продолжай.

— У нас всё серьёзно, Кир. По крайней мере, я надеюсь на это.

— Тогда почему прячешь его от родителей?

— Они не одобрят, — с грустью отвечает сестра.

— С чего ты взяла? Ты для них свет в окне, настоящий ангел во плоти, дочь которой они гордятся. Любой твой выбор они примут с радостью.

— Просто… Мне почти тридцать один, а ему всего двадцать семь. Ты знаешь, что о такой разнице скажет мама.

— Какая разница, что скажет мама? Всего четыре года, разве это большая разница в возрасте? Тем более, если вы любите друг друга.

— Я не уверена, что он любит меня. Тимур никогда не говорил мне этих слов. Мы просто встречались, а потом так вышло, что обоим нужно было сменить жильё, и мы съехались. У нас много общего в работе, но в жизни совсем разные интересы. Рядом с ним я чувствую себя счастливой. Но любовь? Не знаю, есть ли она между нами.

— Так спроси его? И если он просто использует тебя ради своих целей, — я злобно щурюсь. — То я лично лишу его детородного органа, а потом скину его с этого балкона.

— Какой же ты ещё ребёнок, Кирюш.

Я хочу разразиться очередной тирадой о треклятом детском прозвище, что так полюбилось моей сестре, но мы слышим, как кто-кто открывает дверь ключом. А потом дверь захлопывается, и Лера замирает в немом ожидании, счастливо улыбаясь.

А потом её мужчина проходит в кухню, и за спиной сестры раздаётся приятный, чуть хриплый голос. Такой, который пробирается под самую кожу, и расходится мурашками по всему телу. Длинные пальцы, с проглядывающими бороздками вен на тыльной стороне руки ложатся на плечи Валерии. Я тут же засматриваюсь на сильные запястья с выступающими связками. Чёрт его дери, это моя маленькая слабость — красивые мужские руки всегда сводят меня с ума.

Сестра смеётся, одним махом поворачивается к нему, тянется и целует в щёку. А потом разворачивается ко мне, и мечтательная улыбка так и не сходит с её губ, а блеск в голубых глазах чуть ли не отдаёт бликами.

— Значит, ты и есть та самая малышка Кирюня?

— Кирюша, дорогой, — снова улыбается Лера ему как-то по-особенному. — Но, да. Моя сестра — Кира.

Красивая рука мужчины тянется через весь стол, ко мне. И я, наконец, поднимаю взгляд на его лицо, и то что я вижу вводит меня в нервный ступор.

— Очень приятно, Кира. Можешь звать меня Тим.