И последнюю, наиболее блестящую победу одержала Византия в 988–989 гг., не пролив ни капли крови. Великий князь киевский Владимир принял крещение и связанную с ним культуру из рук греческих монахов. Но позиции в Западной Европе Византия потеряла.

В 962 г. немецкий король Оттон I короновался в Риме императорской короной. Этим не столько фактом, сколько символом романо-германская Европа снова, после Карла Великого, заявила о своей самостоятельности и равенстве с Византией. Коронация Оттона I не начало и не конец, а переломный пункт процесса обособления западного культурного мира. Этот разрыв подготовлялся на протяжении всего Х в. Бритые патеры в белых сутанах оспаривали у бородатых монахов в черных рясах души язычников, славянских и венгерских.

Знаменательной датой был раскол церквей 1054 г., сопровождаемый взаимными анафемами. Для последних не было решительно никаких теологических оснований, а схизма была вызвана совокупностью причин социально-экономических, политических и идейных. Церковь, как чуткий барометр, среагировала на процесс этнического и суперэтнического расхождения Запада и Востока, но население там и тут, в том числе императоры и короли, горожане и рыцари, а еще больше крестьяне, с присущей обывателям инертностью мышления, долгое время не могло понять, что единое христианство перестало существовать. И эта закономерная инертность сказалась на той окраске событий, которая повлекла за собой первый крестовый поход. Первые крестоносцы, не думая о расколе церкви, шли на выручку греческим христианам, а те ждали помощи от западных единоверцев. И понадобилось около ста лет, чтобы факт раскола, не только церковного и политического, но больше того – этнического, стал психологической доминантой общественного сознания. Но об этом мы скажем в свое время.

В отличие от предшествовавшего 150-летнего темного и пустого периода истории Великой степи первая половина XII в. изобилует событиями, именами героев и трусов, названиями мест и народов и даже морально-этическими оценками. Это не значит, конечно, что материала для понимания ритма эпохи достаточно; наоборот, его явно не хватает. Но даже то, что есть, позволяет дать больше, чем общий ход исторического развития, – теперь можно уловить причинно-следственную связь явлений.

Источники по этой эпохе предельно разнообразны и разнохарактерны. Тут и династийная хроника Ляо ши, сухая и каноническая, дающая сведения проверенные, но недостаточные. Тут и несколько дополнительных китайских сочинений, в которых важное и ценное причудливо переплетено с деталями и случайными ассоциациями. Тут и подборка персидских и арабских историй и, наконец, сама легенда об Иоанне, пресвитере-царе в латинском и русском вариантах.

Для того чтобы извлечь и систематизировать все сведения, необходимые для историка, одной человеческой жизни мало, но, к счастью, на эту работу ушло две: Карла Виттфогеля и Фэн Цзя-шэна, составивших подборку фактов, удачно сведенных ими в несколько таблиц[199]. Эти таблицы и примечания в них – фундамент будущего здания, на котором можно начать возводить стены. Под стенами мы подразумеваем связный рассказ о событиях, среднее звено исследования, после которого можно будет ставить вопросы: почему? и что к чему? – являющиеся кровлей здания. Но будем последовательны и ограничимся пока тем, что имеется налицо.

Наш герой, Елюй Даши, родился в 1087 г. в царственной семье империи Ляо. Он был потомком основателя династии Елюя Амбаганя в восьмом поколении. Прежде чем получить чин и должность, молодой принц должен был прослушать полный курс китайской и киданьской филологии в Академии Хань-линь. Несмотря на то что он вынес оттуда прекрасное знание литературы, это не помешало ему стать великолепным наездником и стрелком из лука. Трудно сказать, какая из специальностей пригодилась ему больше.