Старец сидел у костра на толстом матрасе, прислонившись спиной к стене. В руке он держал длинную палку с обгорелым кончиком, которым периодически тревожил огонь, ворочая горящие палки. На меня он ни разу не взглянул, полностью увлеченный костром.

Музыка доносилась из динамиков маленького стерео-бумбокса, точной копии моего проигрывателя. То, что мы со стариком оказались владельцами одинаковых вещей, меня почему-то немного успокоило.

Из-за приглушенного звучания нельзя точно сказать, что слушал старик – долетающие до меня звуки иногда походили на фортепьянные переливы, иногда – на гитарные переборы, и даже на хор детских голосов.

Я так и остался стоять в дверном проеме, дожидаясь хоть какого-то указания от хозяина комнаты. Как себя в данной ситуации вести и что вообще делать, я не имел ни малейшего представления. Поэтому не больно уж и торопился хоть что-нибудь предпринимать – мне требовался тайм-аут, чтобы привыкнуть к присутствию в моей жизни еще одного живого человека; чтобы справиться с бурлящими внутри переживаниями и страхом. Поэтому я просто ждал.

– У тебя есть на что опустить свой зад? – так и не отрываясь от занятия, обратился ко мне старик. – А то пол бетонный. Еще отморозишь что-нибудь.

Я послушно скинул с плеч рюкзак, снял куртку и собрался было усесться, где стоял, но старик велел «приземлиться» рядом. Так я и сделал, оставив между нами преградой проигрыватель, разбавляющий мое напряжение неясной мелодией. Странно, но от того, что сел вплотную к колонкам, звук не стал вразумительнее ни на йоту.

Старик ковырялся палкой в костре, а я молчал, размышляя, этих ли перемен и изменений ждал.

– Мне есть что рассказать, – вдруг заговорил старец. – Так что спрашивай. Или ты хочешь, чтобы я за тебя все сам сделал?

– Я… Я не знаю, – мой голос казался чужим. – Я так долго ждал этого случая, так сильно хотел хоть с кем-нибудь поговорить, чтобы мне ответили на все эти бесконечные вопросы. И вот теперь даже слόва нормально сказать не могу.

И, действительно, на каждый произнесенный звук нещадно уходили остатки сил. Безумная слабость навалилась на меня. Казалось, еще чуть – и мой позвоночник, не выдержав, надломится отчаянием, изведанном в золотом лабиринте. Одно только воспоминание о поле вызывало тошноту.

– Долго, говоришь, ждал ответов? – переспросил старик. – А как долго?

– Не… Не знаю, – пожал я плечами. – Долго, и все. Просто, чем дольше поезд нес меня куда-то, чем больше мест я видел, тем странности и порождаемые ими вопросы становились все сложнее.

– Долго и все, – опять повторил за мной старец, а затем, после коротких раздумий приказал, – расскажи-ка о себе.

Я послушно приступил к пересказу своей небольшой и в принципе ограниченной жизни проводника: о непонятном составе без локомотива; о появляющихся и исчезающих вещах; о местах остановок; о неудачных попытках побега; о буднях, окруженных сплошными недоразумениями и загадками; о бессмысленном выполнении своих никому ненужных обязанностей.

Как ни странно, но сага вышла внушительная. Хотя, казалось бы, сколько той жизни – раз-два и обчелся! Пока я привыкал беседовать с другим человеком, дед внимательно слушал не шелохнувшись. Хотя меня интересовала реакция незнакомца на мой рассказ, я так и не посмел взглянуть в его сторону. Сам не знаю, чего боялся.

– …И думал, что, одолев поле, встречу что-то или кого-то, для кого был построен этот полустанок. Правда, все оказалось не так просто, как предполагал в начале пути – пробираясь сквозь эти джунгли, отчаивался тысячу раз. Думал: никогда уже не выберусь из…