- Нам надо кое-что обсудить, Питер, - решился Тони. – Разговор серьезный.

- Да, надо, - Питер кивнул, глядя на огонь сквозь наполненный бокал. – Может, начнем с мисс Холлис? Интересно, Света в курсе, что ты с ней спал?..

4. 4. Эйфория

Я хотела ответить сестре Констанс, но Маргарет не могла сказать ни слова. Разумеется, этого же не было в сценарии. Но, черт возьми, как?..

- Я вижу, ты можешь говорить только то, что уже когда-то говорила Маргарет. Так я и думала. Ты призрак в ее теле. А ее дух, видимо, сейчас пребывает в твоем. Хотела бы я знать, где. Или лучше сказать «когда»?

Старуха подошла к очагу, перевернула палкой запеченного ежа. Потом с усилием откинула тяжелую крышку сундука, обитого железными полосами, достала холщовый мешочек и маленький сосуд с притертой пробкой.

- Попробуем дать тебе свободу, - сказала она, возвращаясь к очагу.

Бросив в котелок пригоршню сухих трав из мешочка и подлив несколько капель едко пахнущего снадобья из сосуда, сестра Констанс снова принялась помешивать вино деревянной ложкой с длинной ручкой. Она молчала, а значит, молчала и Маргарет. Как статист, который даже пошевелиться не может, пока ведущий артист не подаст свою реплику.

Не знаю, во что играют современные дети, а я когда-то часто изображала Василису то ли Премудрую, то ли Прекрасную. Из страшной сказки, где разноцветные всадники, на палках черепа со светящимися глазами и куколка-помощница, которую бедная сиротка Василиса кормила ржаной краюшкой. А главное – в сказке была баба-яга, к которой Василису послала за огнем злая мачеха.

Я забиралась под стол со свисающей до пола скатертью и кормила горбушкой рыжую куклу Риту (а потом съедала сама). Вместо черепов у меня были ботинки, надетые на швабру и лыжные палки.

И сейчас я снова почувствовала себя Василисой у бабы-яги. Темная покосившаяся избушка – почти на курьих ножках, дым из очага уходит в потолок, сгорбленная седая старуха варит зелье в котелке. Разве что волшебной куколки у меня нет.

Сестра Констанс налила вина в оловянную кружку и подала Маргарет. Вино уже когда-то было – пусть и не такое, и кружка тоже была. Поэтому та легко протянула руку, взяла ее, подула, осторожно сделала глоток, другой. Снадобье было горьким и отвратительно пахло чем-то, напоминающим птичий помет. Но она не остановилась – потому что тогда замерзшая Маргарет выпила кружку почти залпом.

Что-то произошло. Это было похоже на головокружение, когда ты остаешься на месте, а все вокруг вращается каруселью, но только по вертикали. Я была неподвижна, а хижина поднималась и опускалась с бешеной скоростью. Потом все прекратилось, и пришло ощущение невероятной легкости. Обострились все чувства. Краски стали ярче, звуки четче. Запах и вкус зелья – еще более тошнотворным. Я чувствовала жесткость и занозистую грубость скамьи, хотя пальцы Маргарет ее не касались. Я вообще ничего не касалась, потому что парила под закопченными балками.

Парила даже не я - нечто. У этого нечто не было глаз, но оно видело, не было ушей, но слышало. Не было вообще ничего. Я смотрела сверху на тело Маргарет, расслабленно привалившееся к стене. Фартингейл* охотничьего костюма в таком ракурсе превращал нижнюю часть ее фигуры в неопрятную кучу. Да и в целом выглядела она не слишком симпатично.

- Ну как, - спросила сестра Констанс, выплеснув остатки содержимого котелка в лохань, - теперь ты можешь говорить?

- Могу, - ответила я.

На самом деле я подумала это. Не прозвучало ни слова, но сестра Констанс меня услышала и удовлетворенно кивнула. Видимо, точно так же со мной общалась Маргарет в свою бытность призраком.