Пока они продолжали переглядываться, лицо Жак постепенно наливалось краской, но она как могла боролась со смущением.

– Вы что, читаете мне нотации? – невинно поинтересовалась она. – Это звучит как нотация.

Его губы тронула слабая улыбка.

– Ни в коем случае. Но поскольку против вас выдвинуто обвинение, вам придется прислушаться к моим словам.

Сжав губы, Жак отвернулась к окну и провела пальцами по кожаному сиденью. Снова посмотрела на Блейка. Смокинг, обтягивавший его широкие плечи, напомнил ей, что прокурор пожертвовал своим вечером ради нее, а она сидит здесь и бессовестно спорит по всяким пустякам. Жак сжала руку в кулак.

Чувство вины… только этого не хватало.

Она вздохнула:

– Послушайте, я знаю, у вас были планы. Мне жаль, что испортила вам вечер.

Он одарил ее ничего не выражавшим взглядом:

– Ну, это еще спорно.

– Спорно то, что мне жаль, или то, что испортила вечер?

На его лбу выступили морщинки.

– Я никак не могу оценить вашу способность к раскаянию. Но уверяю вас, – он сделал паузу, лоб разгладился, – я рад тому, что пропустил этот ужин.

– А зачем вы тогда туда вообще собирались?

– Обязанности, мисс Ли, – ответил он, немного удивленный ее вопросом.

Заинтригованная, Жак все же промолчала. Заработал кондиционер, и потянуло прохладой. В топе и шортах, которые как нельзя лучше подходили для танцев под жарким солнцем Флориды, Жак почувствовала себя обнаженной. По сравнению с этим непозволительно сексуальным прокурором при смокинге и лимузине она выглядела неряхой. Она попыталась прикрыться, потянув вниз край топа, но ее усилия были тщетны, поэтому она оставила ткань в покое и принялась потирать руки, желая согреться.

Блейк, заметив это, выключил кондиционер, и стало немного теплее.

– В следующий раз, когда соберетесь попасть в тюрьму, хотя бы оденьтесь подобающим образом.

Жак протяжно застонала:

– Мы можем просто сойтись на том, что я облажалась, и отставить уже эту тему?

– Так как я не знаю вас, мне придется взять с вас слово. – Его взгляд скользнул по ее груди, и атмосфера вокруг них взорвалась тысячами искр, словно небо от фейерверков в канун Рождества.

Сердце Жак бешено забилось, и она мысленно взмолилась, чтобы тело ненароком не выдало себя.

Блейк указал на ее топ:

– И у вас все еще грязь – вот здесь, на лице Пола Маккартни.

Удивленная, Жак опустила взгляд: уродливое коричневое пятно расползлось по изображению «великолепной четверки». Лоб Пола, прикрывавший ее левую грудь, стал коричнево-золотистым.

Смутившись, Жак принялась изо всех сил тереть пятно дрожащими пальцами, браслеты позвякивали. Она знала, что Блейк наблюдает за ней, и напряжение еще сильнее стянуло низ живота. Соски напряглись, выдавая ее с потрохами.

– Боюсь, вы делаете только хуже, – хрипло произнес он.

Жак стиснула зубы и еще усерднее стала скрести пятно – браслеты продолжали звонко наигрывать беспорядочную мелодию. Только бы он говорил о грязи, с которой она в данный момент боролась, а не о чем-то ином…

Блейк снял пиджак, тугие мускулы напряглись под тонкой тканью рубашки, и это окончательно лишило Жак возможности соображать. Только поэтому она безропотно позволила прокурору накинуть пиджак ей на плечи.

Он был теплым, тяжелым, от него веяло бризом; окутал ее, словно сильные руки…

О, черт подери, только не это!

– Большое спасибо, но я в полном порядке, – сказала Жак и подняла руки, чтобы снять пиджак.

Его пальцы сомкнулись на ее запястьях, при прикосновении к его кожи щеки Жак опалило огнем.

– Не упрямьтесь. – Серые глаза Блейка потемнели, голос стал ниже. – Вы же замерзли. Не снимайте.