Там висели три ротонды на лисьем меху, две крытые бархатом и одна шелковым репсом.

– Мой товар – первый сорт. Не знаю, какой ваш товар будет, – продолжал он, усмехнулся и прибавил: – Ну, показывайте ваш товар. Где же ваш товар?

– Съездите и посмотрите. От вас недалеко, – отвечал Костя.

– А отчего же вы свой товар сюда не привезли?

Вместо ответа Костя только усмехнулся.

– Надо съездить и посмотреть, надо. Не смотря ничего не покупается, – говорил Кургуз. – Не знаю только, сойдетесь ли вы в цене на мой товар. Вот эта ротонда стоит восемьсот рублей. Посмотрите мех и бархат… Бархат лионский. Вот эта шестьсот. А вот эту можно и за пятьсот продать.

– Нет, уж я хочу взять хорошую. Только вы уступите.

– Вы уступите.

– Пойдемте и посмотрим те рояли. Вот Адольф Васильевич знает, что рояли хорошие. Идемте сейчас.

– Времени-то мне сейчас нет. Ну, да уж только разве для вас, потому вы молодой человек такой хороший и сразу мне понравились. Хочется на вас самих платье шить. Я вас так одену, как картинку. Ну что на вас за платье! Разве это платье? Разве оно так должно сидеть? У кого вы заказываете?

– Это у Корпуса куплено.

– Ну, что Корпус! Вы мне заказывайте.

– Хорошо, хорошо. Поедемте же и посмотримте инструменты.

– Да зачем вам самим ездить? Я с Адольфом Васильичем съезжу и посмотрю, а вы здесь у меня посидите. Хотите пивца выпить, я вам сейчас пива бутылку дам. Сидите, пейте и курите, а мы съездим, – суетился Кургуз, надевая на себя дорогую ильковую шубу и соболью шапку. – Розенберг! – крикнул он в другую комнату приказчику. – Угостите господина… Как имя-отчество?

– Константин Павлыч.

– Угостите Константина Павловича пивом… Так подождете нас?

– Подожду, подожду, – согласился Костя.

– Ну, а мы сейчас! Садитесь и рассматривайте модные картинки. Розенберг! Последние фасоны покажите! Картинки мод. До свидания, Константин Павлыч, – протянул Кургуз Косте руку и вышел с Шлимовичем из магазина.

Уходя, они заговорили по-немецки.

Через полчаса Кургуз и Шлимович вернулись в магазин. – Видел я ваш товар, видел, – заговорил Кургуз, обращаясь к Косте. – Товар неважный. Рояли совсем плохи и расстроены.

– Как «товар неважный»? Как «рояли расстроены»? – удивленно спросил Костя. – Я только сейчас был там и пробовал их.

– А вы на фортепьянах хорошо играете? Музыку знаете? Там даже клавиши не все действуют, как следует, и ежели эти рояли привести в порядок, то фортепьянщик меньше ста рублей не возьмет.

Костя вопросительно взглянул на Шлимовича. Шлимович улыбнулся и отвечал:

– Слушайте его, слушайте. Он, понятное дело, покупатель и делает критику вашего товара. Неужто вы этого не понимаете? Он на ваш товар делает критику, а вы делайте на его. Ну какой это бархат на ротонде? Разве это бархат?

Это гробовой плис, вот что на гробы ставят.

– Ну, ну, ну… У самой богатой купчихи лучше этого бархата не бывает. Из-за этого бархата, Константин Павлыч, все подруги вашей мадам в кровь себя от зависти расцарапают, – расхваливал Кургуз ротонду. – Ну, что же, которую ротонду выбрали?

– Да вот эту, которая лучшая, – указал Костя.

– Тысяча рублей ей цена, если бы не Адольф Васильич привел покупателя. Побей бог, дешевле не уступил бы, а с вас только восемьсот.

– Нет, нет. Вы из восьмисот что-нибудь уступите.

– Копейки не могу уступить. Уверяю, что только для вас такую цену беру. Очень уж хорошо Адольф Васильич вас рекомендует. Ни для кого другого я не оторвался бы от дела и не поехал бы ваши рояли смотреть. Ведь вот спешная работа, к сроку, кроить надо, а я бросил все и поехал, – тараторил Кургуз и спросил: – А во что вы ваши рояли цените?