– Еще бы. Мне следовало сказать раньше: у нас есть и кола… Обычная и диетическая.

Сразу видно, девочка догоняет.

С Ральфом Айткеном я знаком не был, но мельком видел его пару лет назад на устроенной каким-то агентством рождественской вечеринке. Трудно было не обратить на него внимания, и совсем не потому, что он возвышался над толпой. Айткен, как и я, едва дотягивал до шести футов. Но в нем чувствовалась какая-то ошеломляющая добродушная сила, зовущая с ним потягаться (и в то же время грозящая раздавить, если вы только посмеете). Он подмял под себя весь рынок дружеского похлопывания по спинам и не потерпел бы иных претендентов на трон. Коротко подстриженные седые волосы, устойчивый загар плюс джинсы, слишком тесные для обладающего чувством собственного достоинства шестидесятилетнего мужчины. А налет эстуарного английского намекал, что человек добился всего сам.

«Индология» являлась третьим агентством, которое основал Айткен, и продажа первых двух сделала его богатым человеком, вероятно, настолько богатым, что он мог бы отойти от дел. И еще я знал, что мне нужно было, чтобы он предложил мне работу, и я готов был преклонить колени у его алтаря. Второй мужчина за большим овальным столом в конференц-зале был в пиджаке – верный признак того, что не он здесь возглавлял творческую команду.

– Тристан Хейг, – представился он, чуть привстав со стула, чтобы пожать мне руку.

Этот человек был красив от природы, без всяких усилий со своей стороны и, судя по улыбке, сознавал это. Тристан произнес свое имя так, словно полагал, будто я должен узнать его. Я понял намек. И у меня в голове словно прозвенел звоночек.

– Тристан – наш технический директор, – объяснил Ральф. – Пришел к нам несколько месяцев назад из «Кампании». – «Кампания» была отраслевым журналом, смесью новостей и пикантных слухов, который я почти не читал. Но что-то все-таки отложилось. Тристан Хейг… глубокомысленные суждения с налетом иронии и легкого самодовольства.

– Тот самый Тристан Хейг? – произнес я.

Это доставило ему огромное удовольствие, и его губы сложились в победную улыбку.

– Браконьер становится егерем.

– Или, если угодно, егерь браконьером, – добавил Ральф.

В общем, он был прекрасным слушателем собственных острот. Но в то же время боссом, и мы с Тристаном, на мгновение объединенные своей подчиненностью, благожелательно похихикали. Англия есть Англия – мы беседовали о ненастной погоде, когда появилась Эдит с кофе. Я заметил на подносе четыре чашки. Четвертая оказалась для нее самой, и она устроилась с ней справа от Ральфа. И пришла не для того, чтобы вести протокол встречи, поскольку не захватила с собой блокнот.

– Я пригласил Эдит поучаствовать, – бросил Ральф. – Надеюсь, вы не возражаете?

– Разумеется, нет.

– Вы поймете почему. – Ральф не стал распространяться дальше, а оперся локтями о стол, сцепил пальцы и произнес: – Ну-ка, расскажите нам о Толстом Треве.

Я не кривил душой: мне нравится Толстый Трев, но я устал от того, что у меня постоянно что-то о нем выпытывают, возможно, потому что сознаю: если бы сбрендил я, а он оказался на моем месте, его бы обо мне не расспрашивали. Толстый Трев – легенда. Личность больше, чем жизнь, а на меня смотрят, как на его безмолвного партнера, комедийного простофилю, Стэна Лорела при Оливере Харди. Я-то знал, что правда иная: Трев был моим резонатором, оселком, на котором я оттачивал свои идеи. Но людям не нравится, если покушаются на миф, и я научился говорить то, что хотели услышать другие: я – надежный ремесленник, воплощающий в нечто смутно презентабельное потоки безрассудств, порождаемые его ветреным гением.