Бросив еще один взгляд на свои карты, Калик подался вперед.

– Ставлю тысячу, – негромко произнес он, вызвав потрясенный выдох одного из мужчин, превратившихся из игроков в зрителей.

Гамал тут же подтолкнул вперед кучку банкнотов.

– Три тысячи, – прохрипел он, увлажняя губы языком.

Калик снова откинулся на спинку стула, ощущая жадность этого человека и уверенность в своей близкой победе. Он улыбнулся с чувством превосходства, держа на руках пару карт, подкрепляющих его уверенность.

– Мне кажется, вы готовы поставить больше, Лакис? – бархатным голосом спросил Калик. – Может, поднимем ставки? Если вы, конечно, хотите.

Глаза Гамала заблестели.

– Сколько? Калик пожал плечами:

– Думаю, вам известно, что я не испытываю ни нужды, ни необходимости в деньгах, но, если хотите, можете выставить того арабского жеребца, о котором я столько наслышан. Моя ставка – миллион. Что скажете, Лакис?

Элени уронила ложку в надежде вернуть отца в чувство, но в напряженной тишине комнаты никто не придал значения этому звуку.

Все это напоминало страшный сон: ее пьяница отец собирается выставить в игре в покер свое самое дорогое достояние – призового жеребца. Ее дорогого сердцу коня, который был единственным, кто не позволял ей сойти с ума в этом мире невежественных и вульгарных людей.

– Миллион, вы говорите? – жадно переспросил Гамал.

– Миллион, – подтвердил Калик. Элени прикусила язык, чтобы не закричать отцу, чтобы он не совершал непоправимой глупости, потому что даже она, глядя на расслабленную позу принца и его непроницаемое лицо, догадалась, что у того на руках выигрышные карты.

– Не желаете еще сока, ваше высочество? – отчаявшись, спросила Элени.

– Не сметь ко мне обращаться во время игры! – рявкнул Калик.

– Да, да. Я ставлю жеребца! – вдруг выкрикнул Лакис, раскрывая двух королей.

Элени поднесла кулак ко рту.

– Нет, – прошептала она, но ее никто не слышал.

Калик медленно положил на стол два своих туза, и все, кто находился в комнате, потрясенно выдохнули, как один.

– Похоже, я выиграл, – мягко заметил Калик. Элени почти не сомневалась, что еще немного – и она потеряет сознание. На дрожащих ногах она добрела до двери, ничуть не заботясь о том, что покидать помещение, в котором находится принц, можно только с его разрешения. Ей было все равно. Стоит ли соблюдать какие-то церемонии, когда отец только что разбил ее жизнь?

Спотыкаясь, Элени вышла в темную ночь и побежала к конюшне. Ее любимец Набат, узнав ее, тихонько заржал и стал тыкаться мордой в ладонь в поисках лакомства.

– Ох, Набат, – прошептала Элени, обхватывая его стройную, сильную шею обеими руками. – Мой дорогой, дорогой Набат. Как я смогу без тебя жить? – Она взглянула на коня и прочитала в его выразительных глазах недоумение.

Этот жеребец прибыл к ним длинноногим, нелепым жеребенком, но уже тогда Элени смогла разглядеть в нем будущего красавца, которого могло ждать блестящее будущее. Элени оставалось лишь догадываться, как ее отцу удалось его заполучить.

В те дни Набат был раздражителен, делал свечки по поводу и без него, кусал любого, кто проходил мимо, и только Элени – каждодневной лаской, терпением и любовью – удалось укротить его нрав.

– Эта бестия слишком высокого о себе мнения, – не раз кипятился отец, и его рука тянулась к длинному хлысту, который он обычно носил с собой. – Может, стоит вбить в него несколько хороших манер?

Но Элени каждый раз вставала на защиту коня.

– Нет, папа, – умоляла она. – Позволь, я займусь его воспитанием. Это потребует времени, но я обещаю, что смогу с ним договориться.