– Сегодня я занят, мне надо на стройку…

Этери поняла, что Леван имеет в виду дворец в диснеевском духе на Новорижском шоссе, о котором она говорила Кате.

– Меня это не волнует, – холодно перебила она мужа. – Найди время. Прямо сегодня. Только помни: в девять они ложатся спать.

Он приехал. Ужасно недовольный, виноватый, не знающий, что говорить.

Семилетний Никушка обрадовался, с разбегу бросился к папе, а насупленный Сандрик остановился в дверях, Этери пришлось мягко подтолкнуть его, чтобы вошел в комнату.

Все это происходило в малой гостиной их дома на Рублевке, который Леван, уходя, оставил жене.

– Сандро, Нико, я должен вам что-то сказать.

– А где ты был? – ничего не слушая, спрашивал младший сын. – А почему тебя не было?

– Нико, помолчи, послушай папу, – приказала Этери.

Леван беспомощно взглянул на нее. Ему так хотелось, чтобы она взяла все на себя! Ну почему они не могут просто его отпустить? Оставить в покое?

Все молчали. Говорить пришлось ему.

– Сандро, Нико, нам с вашей мамой придется расстаться. Так… так надо. Так получилось. Я буду жить в другом месте… Но я буду вас навещать. Я… буду вас любить.

В эту минуту он их всех ненавидел. Но больше всех – Этери. Из-за нее он чувствовал себя нашкодившим школьником.

– Звоните мне, – выдавил из себя Леван. – Я вам всегда рад. Ведите себя хорошо, слушайтесь маму.

Никушка так ничего и не понял.

– А почему ты не можешь жить с нами, пап? Почему?

– Ну… так получилось, – беспомощно повторил Леван.

– А когда ты вернешься? – не отставал младший сын.

– Я… я не знаю. Я буду приезжать! – нашелся Леван. – Да, я буду приезжать в гости!

– А почему мы не можем жить с тобой? – продолжал малолетний мучитель.

– Потому что я теперь буду жить в другом месте. – Леван чувствовал, что его терпение на исходе. – У меня теперь другая семья. – Даже в его собственных ушах это прозвучало нестерпимо фальшиво, аж зубы заломило. Он рывком поднялся с дивана. – Тебе мама все объяснит.

Он вышел из гостиной, пересек короткий коридорчик и попал в просторный холл. Этери вышла следом за ним, приказав мальчикам оставаться в комнате.

– Ну что, довольна? – проговорил он в бешенстве. – Заставила меня унижаться, время терять…

– Если общаться с детьми для тебя – время терять, значит, я не за того вышла замуж.

– Да уж, похоже на то. Надеюсь, теперь ты явишься в суд.

– Явлюсь, не беспокойся. Можешь больше не приходить. Моим сыновьям такой отец не нужен.

Они стояли у стенного шкафа, Леван нервными, дергаными движениями одевался. Замотал шею шарфом, накинул дубленку… Но при этих словах он резко повернулся к Этери, одновременно всовывая руки в рукава дубленки, и задел ее по лицу. Удар оказался так силен, что она чуть не упала, оперлась одной рукой о стену, а другой схватилась за вспыхнувший болью глаз.

Леван перепугался, бросился к ней.

– Прости, я нечаянно… Я не хотел… Ты сама подставилась…

– Ну конечно. Я все сама. Уходи, а? Сам сказал: ты тут больше не живешь. Вот и уходи.

– Ты придешь в суд?

– Тебя только это волнует? Приду, не бойся. Да не одна, а с фингалом.

Этери подошла к зеркалу, взглянула на мгновенно заплывший глаз.

– Я же не нарочно… Я же извинился… – бубнил Леван у нее за спиной.

– Уходи, Левушка. – Этери машинально, по привычке, назвала его ласковым именем, которым называла, когда они любили друг друга. – Просто уходи. Ты уже сегодня сделал все, что мог. Я не знаю, как детям на глаза показаться.

– Ты сама виновата. Нечего было меня сюда тягать.

Этери повернулась к нему.

– Убирайся, а то охрану позову. Это теперь мой дом.