И что по итогу? Я ступал по лестнице старой хрущевки, где вонь стояла невозможная, и думал о Маше, о девчонке, которая младше меня на целую жизнь. О той, которой бы, по-хорошему, жить и радоваться, а вместо этого она нянчит пьянчугу-отца, работает в злачном месте, гробит себе ради тех, кто этого не заслуживает.

Но какое дело мне? Какое дело мне до ее проблем? Почему я думал только о том, какие волосы у нее наощупь, как она пахла, как улыбалась, как умела меня слушать и слышать? Почему я закрывал глаза и видел ее огромные глаза? Почему не мог просто переключиться на первую встречную? В чем сложность? Ведь раньше я умело забывался в руках других, красивых, пышногрудых, блондинок, брюнеток…любых.

Абсолютно любая могла бы стать моей, хоть на день, хоть на месяц. И я получал от этого наслаждение, ровно на период наших вечеров, а дальше, я механически возвращался к своей работе, после чего мог и не вспомнить о конкретной девушке, заменяя ее другой. Не фокусируясь на именах, не акцентируя внимание на внутреннем мире, это не мое. Мне было все равно, кто сегодня вечером, буквально, мог бы меня развлекать.

А сейчас я держал ее в руках и мог думать только о том, что на девчонке нет живого места, она вся сплошной синяк. И от одного взгляда на нее, внутри разрасталось что-то темное, такое, что я не испытывал уже много лет. Ее рваное дыхание касалось шеи, губами она периодически цепляла кожу, вызывая внутри вой зверя, рвущегося к своей добыче.

Ломая себе мысленно руки, я лишь сильнее прижимал девчонку к себе и быстрее шел к машине, будто бы так я мог облегчить ее самочувствие. Не мог, очевидно же, что не мог. Под глазами у нее пролегли такие черные синяки, что я в жизни подобных не видал, а сама она напоминала мне белое полотно без тех ярких красок, что обычно рдели на нежном лице. Смотреть на Машу было невыносимо, хотелось стереть любые упоминая ее страданий, но я так не умел и не мог.

Зато возникали и другие желания, которые я вполне мог реализовать в силу своего статуса и возможностей. И тут меня не остановить.

Никто не смог бы и никогда не смог бы.

С агрессией бороться у меня получалось разными способами, но один был, конечно, самый рабочий. Бокс. В зале я мог бы проводить все свободное время, чтобы сублимировать, если бы не работа, которая сжирала это свободное время. Ну и секс был, конечно. Так что острых приступов давно не было, а сейчас я буквально готов был взорваться от удушающей злобы, плотно сжимающей мою глотку.

Он тронул ее, и я слишком хорошо понимал, что это был не первый раз. Мне на девчонку составили достаточно полное досье, чтобы я мог проанализировать все «от» и «до». И держался ведь до последнего, чтобы не узнать о ней больше, держался из последних сил, чтобы потом жадно накинуться на толику информации и сожрать все с особым аппетитом.

—Как давно он тебя бьет? — по дороге в больницу процедил я, сжимая руль с такой силой, что он мог бы и расплющиться.

Маша дернулась как будто от удара, перевела на меня потерянный взгляд и прикусила губу. Напряжение в машине нарастало. Я не понимал ее желания молчать и злился, злился, что не уберег и не смог повлиять на ситуацию.

—Я просто упала, как я уже и говорила.

—Мне соврать не получится хотя бы просто потому, что я заставлю сказать правду в конечном итоге.

Перегнул палку, конечно. По лицу прошлась тень паники, смешанной со страхом. Я умел это все навести, не проблема, но не с ней. С ней бы я скорее переломал себе руки, чем заставил бы бояться.

—Остановите машину, — уверенно отчеканила девчонка, хватаясь за боковую дверь двумя руками.