– Ну же, – настойчиво произнес фельдфебель, – я не буду требовать слишком много. Мне будет достаточно, если ты покажешь хотя бы дом. И тогда… пожалуй, я даже пощажу тебя, хоть это и против правил. Что скажешь?

Паренек отрицательно качнул головой.

– Это касается не только меня, – сказал он твердо, – хлеб нужен еще троим. Отпустите меня, они ранены и больны.

– О, это другое дело, – обрадовался фельдфебель. – Отведи нас к своим друзьям, мы их обязательно накормим, а если надо, то и подлечим. Верно, хлопцы? – Солдаты одобрительно засмеялись.

Задержанный дернулся, с тоской глянул в небо и вновь мотнул головой.

– Нет.

– О, как! – изумился фельдфебель, сделав круглые глаза.

– Да что ты с ним цацкаешься, командир, – не выдержал рослый солдат с обожженной щекой, – дай мне этого краснопузого на пять минут, и он нам не только все расскажет, но и впереди твоего Урагана к лагерю на рысях помчится!

– Ну, зачем такие крайности, Сальников, – укоризненно выгнул бровь фельдфебель. – Мы же не звери, а солдаты доблестной Русской Освободительной Армии!.. Автомат! – он требовательно протянул руку. Ординарец, замешкавшись на секунду, начал торопливо сдергивать с плеча ремень, кляня подвернувшийся не вовремя погон.

Паренек словно очнулся от спячки. Он быстро обвел глазами окруживших его солдат, выбрал одного, самого пожилого, с седыми усами и, заметив на его лице явное сострадание, выкрикнул с отчаянием:

– Отец! Что же ты смотришь?!

Короткая, на три-четыре патрона, очередь ударила его в грудь, и он упал навзничь, широко разбросав руки. Краюха отлетела куда-то в траву…

Седой солдат отвернулся и краем глаза заметил белое как снег лицо какого-то русоволосого вихрастого мальчишки с синими, как небо глазами, с ужасом наблюдавшего за всем происходящим из зарослей орешника…

– … Да, задание выполнено… Нет, проблем не было, все прошло строго по плану… Конечно, можно вызывать группу эвакуации… Ждем. Конец связи!

Фельдфебель закончил разговор и нажал клавишу отбоя на маленьком серебристом аппаратике, напоминавшем застывшую каплю.

– Еще минут десять, хлопцы, – сообщил он товарищам и принялся сдирать с себя опостылевший мундир. – Десять минут и катер нас заберет… Василич!!!

Седой, схватившись за грудь, медленно падал на землю. Кто-то кинулся ему на помощь, кто-то бросился в сторону, полагая, что по ним ведется огонь засевшим неподалеку стрелком.

«Фельдфебель» упал на колени и, подхватив голову седого, с тревогой всматривался в его помутневшие глаза.

– Василич, ты слышишь меня? Да отзовись же, старый черт! Ты что это удумал, а?

– Фигня… фигня война, главное… – маневры, – запинаясь, с трудом проговорил седой. – Вишь, какая закавыка, Олежка, сердце, видать, прихватило… стар я, выходит, для этих игр…

– Да ты что такое говоришь, Василич, – изменился в лице «фельдфебель». – Неужто из-за гниды этой? Ты же сам его линию отслеживал, помнишь, что эта сука в лагере после вытворяла? Или забыл, как он девчушку ту чешскую… потом, в сорок четвертом? А профессора?!

– Я и говорю… старый я для всего этого… – слабо улыбнулся седой.

– Черт! Черт! Черт!.. Да где этот гребаный катер?!! – «Фельдфебель» беспомощно оглянулся по сторонам. Солдаты, поняв, что внешней угрозы нет, молча стояли вокруг. – У нас же из лекарств только йод да бинты… Блин, ведь просил же хотя бы одну аптечку нормальную выдать! Перестраховщики, твою за ногу!.. Потерпи, Василич, потерпи еще чуток, а?

– А пацаненок-то наш все видел, – едва слышно прошептал седой, не открывая глаз. – Ты бы знал, Олежка, с какой ненавистью он на меня смотрел – еще немного и с голыми руками бы на нас бросился…