Первая статья произвела на Сомова большое впечатление. Что ни говори, Барышева умела писать. Если бы ей захотелось славы Кати Зориной, она бы ее получила. Правда, профессионализм его давней знакомой был все же повыше. После чтения ее статей не оставалось никаких вопросов. Тут же их набегало, по крайней мере, три. Почему Григорий смотался сразу после гибели ребенка? Куда же он направился? Почему Ваня выбрал такой способ сведения счетов с жизнью? Странно бросаться под идущий поезд с крыши электрички. Не легче ли просто лечь на рельсы или прыгнуть под состав в самый удачный момент? Почему ответ на эти вопросы не читался даже между строк? Впрочем, возможно, он не прав, так рассуждая о Елене. В конце концов, она предоставила ему уже конечный материал, а что Барышева писала в предыдущих статьях, освещая работу полиции, оставалось неизвестным. Вполне вероятно, Григорий стал первым подозреваемым, и его досконально проверили. И все же сомнения разъедали душу. Леонид не выдержал и позвонил Барышевой:

– Здравствуйте, Елена! Видите, я появился на горизонте раньше, чем обещал. А вы уже закончили свои дела? Мы можем встретиться?

Девушка обрадовалась его звонку:

– Да. Конечно. Представьте, они хотели скрыть от меня смерть Виолы. Так что я ваша должница. Называйте время и место.

– Мне понравился ваш городской парк.

Она усмехнулась:

– Я бы предпочла перекусить. Как вы относитесь к крымско-татарской кухне? Возле нашей редакции – неплохая чебуречная.

Леонид только сейчас почувствовал, как голоден:

– Я с удовольствием.

– Тогда жду вас возле редакции.

Чебуреки и в самом деле оказались превосходными. Сомов никогда не ел ничего подобного. В его родном Приреченске тоже была чебуречная, однако там чебуреки были далеко не такими сочными, как местные.

Минут пять они молча ели, запивая душистым чаем. Наконец Елена с возмущением начала:

– У меня договор с полицией. Они обязаны сообщать мне о любом происшествии. Однако об этом самоубийстве они и не подумали сообщить.

– Как же они объяснили свою оплошность? – поинтересовался Леонид.

Она покраснела:

– Никак. Впрочем, у меня не оставалось времени на то, чтобы ругаться. Надо было успеть сделать снимки и расспросить экспертов и оперов.

– И что они ответили?

Девушка отхлебнула из кружки:

– Обычное самоубийство.

Леонид скривился:

– Получается действительно странно. Обычное самоубийство, а они не ставят в известность прессу. А если учесть, что покойная ждала меня к девяти часам и подготовила угощение, появляются новые вопросы.

Барышева подалась вперед:

– Виола назначала вам встречу?

– Именно так, – Леонид вытер губы салфеткой. – Надеюсь, ваша наблюдательность вам не отказала и на этот раз, и вы заметили накрытый стол. Дамочка была чем-то страшно напугана и спешила поделиться со мной важной информацией. Ее убили прямо перед моим приходом.

– Но возле кресла лежал пистолет, на котором только ее отпечатки пальцев, – неуверенно проговорила Лена.

Сомов поморщился:

– Сейчас знает даже ребенок, что если предмет берешь в перчатках, на нем не остается следов. Не станете же вы утверждать: Виола мечтала, чтобы я увидел ее мертвой. А накрытый стол – это для поминок, так получается?

Барышева сжала кулаки:

– Вы правы. Но кто ее убил?

– Вы действительно хотите это знать? Помните, чем закончилось желание докопаться до правды для самой Виолы.

Она поправила волосы:

– Да, я хочу знать.

Леонид кивнул:

– Тогда, во-первых, вам придется быть со мной откровенной. В самоубийстве Вани Кашкина много вопросов.

Лена не удивилась: