Мы увидели другие постройки с островерхими крышами из ярко-красной черепицы. Даже в сельской местности жилые дома, конюшни, коровники и сараи были кирпичными или каменными, а не деревянными, как у нас на родине. Нас поразила чистота на улицах, покрытых каменной брусчаткой. Все было хорошо ухожено. Трудно было отличить небольшой город от сельской местности. На общем фоне выделялись католические и протестантские церкви с пирамидальными шпилями. Кое-где висели плакаты, призывавшие граждан помогать фронту, быть верными фюреру, экономными и всегда готовыми к налетам англо-американской авиации, а также не болтать лишнего, чтобы не стать находкой для шпиона.

Несмотря на дождливую погоду, не было грязи, женщины шли с красивыми зонтиками, одетые в разноцветные полупрозрачные плащи с капюшоном. Особенно поразили городские женщины, носившие черные или серые брюки, хорошо выглаженные, со стрелочкой. Людей, одетых, как у нас, в фуфайки, и особенно в грязные или рваные, я не увидел.

К рассвету 13 октября эшелон сделал последнюю кратковременную остановку и миновал очень красивый город (наверное, Дрезден). На левом берегу Эльбы виднелся промышленный город Риза.

Нас высадили в поле, где в это время трудилось множество женщин самого разного возраста. Они выдергивали из земли огромные кусты кольраби, обрывали листья и складывали плоды в большие кучи, которые затем на специальных телегах-фурах, запряженных сытыми лошадьми, увозили мужчины в сапогах и синих спецовках.

Оставив вагоны поезда и рядом с ним на земле тела умерших товарищей, колонна двинулась по проселочной дороге. Впереди колонны ехали на открытой легковой автомашине начальник эшелона и переводчик, а по бокам шли конвоиры с винтовками. Замыкали колонну двое немецких солдат с автоматами.

Когда колонна стала проходить мимо женщин, работавших в поле, они вдруг заговорили с нами по-русски. Они оказались советскими и предложили взять у них хотя бы по одной штуке кольраби, но немецкие солдаты начали стрелять из автоматов в воздух, а несколько русских охранников, стараясь выслужиться перед немецкими хозяевами, стреляли прицельно. В результате они застрелили забежавшего дальше всех старшего по вагону, убили и ранили еще пятерых пленных. Естественно, после этого всем стало не до кольраби.

Под громкий плач и проклятия женщин в адрес конвоиров, взяв с собой на шинелях раненых, мы зашагали дальше.

Вскоре показался в поле лагерь военнопленных, который по сравнению с предыдущими украинскими лагерями, в которых я побывал, был невелик. Он был огражден снаружи со всех сторон двумя рядами колючей проволоки, заканчивавшимися по углам и посредине сторожевыми вышками, на которых сидели с автоматами часовые, и имел внутри множество длинных деревянных бараков, размещенных в отдельных секциях – блоках, также огороженных колючей проволокой, но только в один ряд.

Лагерь имел несколько входов и выходов. У всех ворот висела надпись «Achtung! Kriegsgefangenenlager. Unbefugten das Betreten ist streng verboten!» («Внимание! Лагерь военнопленных. Посторонним вход строго воспрещен!»). А позже у главных ворот я увидел еще дополнительную вывеску: «Stalag IVB Mühlberg». Подробно она значила: Stammlager (точнее, Mannschaftsstammlager) IVB, коренной (стационарный, базовый или, вернее, регистрационный) лагерь для рядовых военнопленных (включая ефрейторов, сержантов и старшин), находящийся в Мюльберге. Этот небольшой город находится на земле, называющейся Бранденбург, на границе с Саксонией-Анхальт, на правом берегу Эльбы и в 30 километрах южнее города Торгау, где впервые встретились 25 апреля 1945 года части войск Советского Союза и Соединенных Штатов Америки. (Наш лагерь для военнопленных, сокращенно называвшийся Stalag IVB – Шталаг IV, после войны советские оккупационные власти превратили в лагерь для немецких военных преступников и бывшего командного состава немецкой армии.)