Его «Рассуждансы» достойны отдельного издания, но все же никак, ну никак не могу удержаться от того, чтобы не привести «Рассуждансы» на тему «Экономь думать!»

«Я абсолютно убежден в том, что 98—99 % потенциальных талантов губят ясли, детские сады, школы с 40-а учениками в классе, и что это вредительство намеренное и целенаправленное. Помните, у Шекспира Юлий Цезарь говорит: “Вот у Кассия мрачный взгляд. Он слишком много думает. Такие люди опасны”. Понятно?

Покойный Крушинский (о нем при встрече – завяжите узелок) экспериментировал на животных. Его основной вывод – думать трудно. И если крысе, вороне, курице поставить задачу трудную, требующую перестройки стереотипа, у нее (крысы) начинаются судороги, полная растерянность, бессмысленные метания.

Считается, что человек с кроманьолы сильно поумнел. Вздор! У него просто обогатился набор стереотипов. А человеку каменного века приходилось держать в голове в полной готовности множество знаний и умений. Мы же выбираем для себя протоптанную дорожку и такую же, протоптанную, для своих детей. По принципу “Экономь думать!”»

Лежа в больнице с подозрением на очередной инфаркт, Владимир Павлович стребовал с меня рукопись книги «В начале было детство». Несколько недель от него не было слышно ни слова, наконец он позвонил: «Вот что, остролицая вы моя, валерьянка у вас в доме водится? Хорошо. Прихватите пару пузырьков и приезжайте».

Я приехала в Институт сердца на Рублевском шоссе. Владимира Павловича в палате не было. На кровати лежала записка: «Не совать нос в тумбочку. В.П.». Вскоре он пришел, в темно-синей вельветовой пижаме с золотыми блестками. Оказывается, ходил в буфет за шоколадом. Он достал увесистую папку из тумбочки. За две недели Владимир Павлович написал 100 страниц. Разбор рукописи перемежался с историями из его жизни, они всплывали в его памяти «по ходу чтения».

«…Сначала об эмоциях своих, потом пойдут записи о книге. Когда Вы принесли свой толстый том, я испугался. Вихрь мыслей: зачем напросился, когда у меня еще уйма несделанных карточек, целый пасьянс…

А написать (если это и смогу) халтурно, банально – значит, потерять вас, обанкротиться, а Вы уже стали очень важной составной частью моей жизни…»

Воспоминания Владимира Павловича, возникшие «по ходу» и явно к нашей теме не относящиеся, я отложила в сторону. То, что касается педагогики и смежных с ней дисциплин, отнесено в примечания. Но что делать с комплиментами? Подходят ли они под рубрику «все, что годится»? После долгих колебаний я решила оставить все, как есть.

Первый урок – дело ответственное. Как начнешь, так и пойдет. Начать нужно правильно: неверная нота, интонация – и… На мое приветствие дети сдержанно промолчали.

– Заказывайте, что вам слепить. – Бодряцкий тон, заигрываю, но куда деваться, разве что сбежать сразу.

А они смотрят во все глаза: не та… Прежде у них был другой педагог.

– Антилопу, – раздался голос.

– Антилопу? Именно антилопу? – переспрашиваю в надежде, что дети пощадят, закажут что-нибудь попроще.

– Антилопу, – подтверждают хором.

Как же она выглядит? Быстро бегает – длинноногая, кажется, с рогами, стройная («стройная, как антилопа»), животное типа «коза».

Повернувшись спиной к детям, спешно леплю антилопу. Пальцы вылепливают рога, выглаживают поджарый живот. Да, а хвост, какой у нее хвост? Глаза ясно какие – грустные, раскосые, большие. Вот, оказывается, как выглядит антилопа. Скачи, антилопа!

– Настоящая! – дети изумлены.

И я изумлена не меньше: никогда не лепила антилопу, а вот приперли к стенке, и вышло.