– Да как водится, Борис Аркадьевич, – отозвался старик.

– Будь любезен, принеси-ка нам чаю, – кляня себя за гоголевские обороты, проговорил Борис.

– Будет сделано, Борис Аркадьевич, – с удивительной покладистостью согласился сторож.

– Ну вот и славно…

Борис сунул старику пятиалтынный, подхватил полуобморочного «китайца» под локоток и повлек к парадной лестнице. Передвигались они медленно. Василий вскоре догнал их с двумя стаканами чаю в мельхиоровых подстаканниках. Спустя еще с десяток минут приват-доцент Беляев и его гость утвердились в кожаных креслах в кабинете заведующего кафедрой, знаменитого профессора Глазенапа. Мягко светила большая настольная лампа под стеклянным абажуром. Поблескивали золотые корешки книг в шкафу. В высокие окна скреблась стужа. Над горячим чаем курился парок.

Без пальто Лао казался совсем хрупким. В глубоком покойном кресле сидел почти мальчик, правда, необычайно, даже болезненно субтильный и большеголовый. И еще – совершенно лысый. Невольно возникали мысли о врожденном уродстве или болезни, но Борис гнал их от себя – в огромных глазах Лао светился недюжинный ум, сильная воля и глубокая, нездешняя печаль.

– Итак, я готов выслушать вас, господин Лао, – сказал астроном.

– Благодарю вас, господин Беляев, – откликнулся «китаец». – Прошу отнестись к моим словам со всей возможной серьезностью. Не скрою, вам потребуется широта научного кругозора и известная гибкость ума. Доказательства правдивости своих слов я предоставлю, но мне хотелось бы, чтобы вы поверили мне без доказательств.

– Ничего заранее не обещаю, – сказал Борис. – Прежде всего, мне хотелось бы знать, откуда вы прибыли… Вы ведь не русский, господин Лао? – «Китаец» покачал головой. – И даже не подданный Империи? – Лао кивнул. – Тогда откуда вы?

– Я гражданин Конгрегации Северного Полушария, если перевести название моего государства на ваш язык.

– Никогда не слышал о таком…

– Северного полушария… Марса, – уточнил Лао, испытующе глядя приват-доценту в глаза.

«Все-таки помешанный, – подумал Борис. – А жаль… Как бы его спровадить повежливее…»

– Ну и как у вас жизнь, на Марсе? – осведомился он, не скрывая иронии.

– Трудная у нас жизнь, господин астроном, – печально проговорил «марсианин». – По сути, мы вымираем. Наша планета стремительно теряет атмосферу. Пустыни поглощают плодородные земли. Холод спускается в долины.

– А как же каналы? – спросил Борис скорее из вежливости, чем из любопытства. – У нас тут немало энтузиастов, искренне верящих в эти исполинские водные артерии, наполняющие, так сказать, дряхлеющие жилы Красной планеты.

– Каналы… – вздохнул Лао. – То, что видите вы, земные астрономы, не более чем обмелевшие русла, забитые зеленоватым илом, прибежищем примитивной жизни. А высшие формы вынуждены напрягать последние силы, дабы окончательно не уступить свой мир существам, достойным всяческого презрения…

Приват-доцент Беляев слыхал, что психически больные, страдающие шизофренией, способны чрезвычайно подробно детализировать свои бредовые концепции. Ему стало любопытно, до какой глубины проработана безумная теория этого странного человека, и он решил подыграть «марсианину».

– А что именно предпринимают ваши правительства для борьбы с засухой? – осведомился Борис. – Если обычной ирригации недостаточно, значит, нужны какие-то экстраординарные меры.

– К сожалению, правящие партии двух самых крупных государств нашей планеты – Северной Конгрегации и Федерации Южного Полушария – заняты политическими интригами и военными столкновениями, а не спасением цивилизации.