Пленный майор приподнял голову. Он весь скукожился, глаза потухли, из разбитой губы сочилась кровь. Рефлексы работали – он поднял руку, чтобы посмотреть на часы. Но красивый позолоченный хронометр сломался при падении, циферблат треснул. Майор потрясенно смотрел на застывшие стрелки.

– Сочувствую, герр майор, – вздохнул Глеб, переходя на язык Карла Маркса и Фридриха Энгельса. – Но уверяю вас, это не самая серьезная ваша проблема. Для начала вам придется побегать – вспомнить, так сказать, босоногое детство. – Он не заметил, как заговорил по-русски. – Или какое там у вас было детство в фатерлянде… Эй, мужики, хорош ржать, все за дело!

Двигатель еще работал.

– Эх, прокачу! – пробормотал Толик Иванчин, прыгая за руль. – Товарищи, кто со мной? Но безмятежной езды не обещаю!

«Хорх», сотрясаясь бортами, перевалил через кювет и запрыгал по кочкам. Пробившись сквозь кустарник, он сверзился в канаву. Иванчин ударился грудью о руль, но выбрался довольный, потирая отбитое место. Мертвого фельдфебеля выбросили туда же – некогда оказывать воинские почести.

– На восток! – скомандовал Глеб. – Мамаев, Бугров, гоните пленного! Только не бейте, он нам нужен в добром здравии.

Выбор этой парочки был неслучаен. Над душой майора теперь висели два звероподобных существа с металлическими кулаками, и он исправно шевелил ногами, переступая через препятствия. «Шире шаг, немчура!» – командовал тяжелоатлет Бугров, и полковник все понимал, втягивал голову в плечи и ускорялся.

Сумерки подступили вплотную, поползли по земле. Майор провалился в канаву и забуксовал в грязном снегу. Его схватили под мышки и вынесли на ровное место. Шубин объявил привал.

Возник насущный вопрос: успеет ли группа до темноты вернуться в расположение? Пороть горячку не стоило. Зарыться в лапник где-нибудь в ельнике – ночи уже не холодные – и просто дожить до рассвета. Спешить, в сущности, некуда. Но до полной темноты еще предстояло побегать.

– Не успеем, товарищ лейтенант, – кряхтел Бугров, перетаскивая пленника через канаву. – Как пить дать не успеем! Но ничего, нам лес – дом родной. Этого кренделя могу оглушить – до утра не очнется. Тот же сон, только качество похуже. – И любитель поупражняться с гирями хищно осклабился.

– Посмотрим, боец, не будем загадывать.

Короткий привал сделали на поляне, окруженной кустами шиповника. Настя перевела дыхание, достала из недр комбинезона чистый платок, утерла лоб.

– Куда вы смотрите, герр майор? – насторожился Глеб. – Вы правильно поняли, это женщина. Привлекательная, правда? Но не советую к ней совершать подкаты – рискуете получить прикладом.

– Надо же, вы говорите по-немецки. – Немец презрительно скривил губы.

– Да, доводилось общаться с вашим братом. Вы не первый, герр майор… Советская разведка, лейтенант Шубин. Напомню, что следует вести себя благоразумно, не качать права, не пытаться бежать, а по прибытии в нашу часть честно отвечать на все вопросы. Жизнь изменилась, герр майор, и в ваших интересах под нее подстроиться.

Он обшарил карманы пленного и извлек документы, перочинный нож и батистовый платок, который, поколебавшись, предложил Насте. Но та презрительно фыркнула и отвернулась.

– Итак, вы майор Герман Карлсдорф, командир звена 185-й штурмовой эскадрильи 24-й авиационной дивизии…

– Точно. И теперь вы понимаете, лейтенант, что человеку моего уровня недоступны военные секреты и планы командования. – Карлсдорф презрительно усмехался, но в глазах поблескивал тоскливый огонек. – Не знаю, стоит ли вам гнать меня в свою часть – мне нечего рассказать, кроме того, что вы уже сами знаете. Еще несколько дней, и ваша 33-я армия окажется в глухом котле. Ей останется только сдаться. И не важно, станут ли вам известны некие военные тайны. Город Вязьма несчастливый для вас, не так ли? Уже второй раз ваши войска попадают здесь в окружение…