Однажды мы наткнулись на многокилометровую стену вырывающегося из земли густого пара. Гуго пошутил, назвав это явление стоящим вертикально озером, и отчасти был прав. Оно действительно разлилось бы здесь, если бы в глубине разлома, куда стекали окрестные ручьи и речушки, не было раскаленной лавы. Ее скопилось там так много, что вода попросту не могла ее остудить и испарялась без остатка, едва долетев до дна.

Издали зрелище выглядело фантастически, но приближаться к нему было рискованно. Не все испарения являлись безобидными. Часто это и впрямь оказывался обычный водяной пар. Но по Атлантике гуляли слухи о том, что иногда люди забредали в зону безобидных с виду извержений и сжигали себе легкие буквально за полчаса. А те, кому удавалось выжить, покрывались язвами, теряли зрение и харкали кровью.

Вот почему, подъезжая к очередным гейзерам или кипящему водоему, мы первым делом смотрели, не валяются ли поблизости трупы животных и птиц. И даже если не находили их, в любом случае разбивали лагерь вдали от берега — мало ли что? Береженого бог бережет, как говаривали в старину. Ну а поскольку бог в эти края явно не заглядывал — скорее уж, здесь любил околачиваться сам дьявол, — значит, нам требовалось быть вдвойне бдительными.

Некрупное озеро, к которому мы подъехали на третьи сутки после стычки с паломниками, выглядело вполне обычным. И было холодным, поскольку над ним не клубилась туманная дымка. Но я все равно остановил «Гольфстрим» в полукилометре от берега, хотя все мы были не прочь искупаться. Дождь прекратился еще в обед и, по всем приметам, надолго, поэтому было бы неплохо отмыться от грязи и выстирать одежду. Конечно, завтра или послезавтра опять разыграется непогода, и мы выпачкаемся с головы до пят. Но пока дождь давал нам передышку, было глупо ею не воспользоваться и не привести себя в порядок. Также следовало отмыть палубу. Затем, чтобы не измазаться после купания и побыть чистыми хотя бы до утра.

И все же я велел команде думать забыть о походе к воде. Малабонита и де Бодье попробовали спорить и доказывать мне, что я преувеличиваю вероятную угрозу. Однако Сандаварг пригляделся к водоему и признал, что мои опасения не лишены здравого смысла.

— Тебе тоже кажется, что здесь слишком странные волны? — спросил я у северянина, продолжающего недоверчиво таращиться на озеро.

— «Странные» — это еще мягко сказано, — ответил Убби. — Судите сами: ветерок дует слабенький, да к тому же со стороны берега, а волны на этой грязной луже ходят такие, каких я даже на южных озерах не видывал. И не просто ходят, а прямо бегут против ветра! Так, словно их кто-то подгоняет, загрызи меня пес! Да и прибой такой сильный, что небось камни величиной с куриное яйцо перекатывает. А лужа-то шириной всего ничего — другой берег хорошо виден… Проныра прав: не к добру все это. Нечего нам делать возле воды. Помоемся из бака и переночуем здесь.

— Спрафетлифо! Фота — херьмо! Польшая фота — польшое херьмо! — поддакнул Физз, лишний раз напомнив нам о своей водобоязни.

— Раньше был один параноик в команде, теперь их стало двое! Или трое, если считать того, что с хвостом, — проворчала Малабонита, но выступать против скептически настроенного большинства не стала. Как и Сенатор, который тоже обратил внимание на странность здешних волн и сразу расхотел купаться.

Пресную питьевую воду мы обычно набирали из тех озер, что разливались после дождя (обычного, не грязного), отстаивали ее и давали сначала на пробу Физзу. И если он не воротил от этой воды свой нос, значит, и нам можно было употреблять ее без опаски.