Карета свернула в улицу и остановилась у ворот белого двухэтажного дома. С козел соскочил войник и отворил дверцу кареты.
Напрасные страхи
– Приехали… Доплясались!.. А все из-за тебя… – говорил Николай Иванович, забившись в угол кареты. – А все из-за тебя, Глафира Семеновна. Ну, посуди сама: разве можно в казенного таможенного чиновника бросать ветчиной! Вот теперь и вывертывайся, как знаешь, в полиции.
На глазах Глафиры Семеновны блестели слезы. Она жалась к мужу от протянутой к ней руки войника, предлагающего выйти из кареты, и бормотала:
– Но ведь и он тоже не имел права нюхать нашу ветчину. Ведь это же озорничество…
А войник продолжал стоять у дверей кареты и просил:
– Молимо, мадам, излазте…
– Уходи прочь! Не пойду я, никуда не пойду! – кричала на него Глафира Семеновна. – Николай Иваныч, скажи ему, чтобы он к русскому консулу нас свез.
– Послушайте, братушка, – обратился Николай Иванович к войнику. – Вот вам прежде всего на чай крону и свезите нас к русскому консулу! Полиции нам никакой не надо. Без консула в полицию мы не пойдем.
Войник слушал, пучил глаза, но ничего не понимал. Взглянув, впрочем, на сунутую ему в руку крону, он улыбнулся, сказал: «Захвалюем, господине!» – и опять стал настаивать о выходе из кареты.
– Гостиница престолонаследника… Молим… – сказал он и указал на дом.
Николай Иванович что-то сообразил и несколько оживился.
– Постой… – сказал он жене. – Не напрасная ли тревога с нашей стороны? Может быть, этот войник привез нас в гостиницу, а не в полицию? Он что-то бормочет о гостинице престолонаследника. Вы нас куда привезли, братушка, в гостиницу? – спросил он войника.
– Есте.
– В гостиницу престолонаследника?
– Есте, есте, господине, – подтвердил войник.
– Не верь, не верь! Он врет! Я по носу вижу, что врет! – предостерегала мужа Глафира Семеновна. – Ему бы только выманить нас из кареты. А это полиция… Видишь, и дом на манер казенного. Разве может быть в таком доме лучшая в Белграде гостиница!
– А вот пусть он мне укажет прежде вывеску на доме. Ведь уж ежели это гостиница, то должна быть и вывеска, – сообразил Николай Иванович. – Из кареты я не вылезу, а пусти меня на твое место, чтобы я мог выглянуть в окошко и посмотреть, есть ли над подъездом вывеска гостиницы, – обратился он к жене.
Глафира Семеновна захлопнула дверь кареты. В карете начались перемещения. Николай Иванович выглянул в окошко со стороны жены, задрал голову кверху и увидал вывеску, гласящую: «Гостиница престолонаследника».
– Гостиница! – радостно воскликнул он. – Войник не наврал! Можем выходить без опаски!
Как будто какой-то тяжелый камень отвалил от сердца Глафиры Семеновны, и она просияла, но все-таки, руководствуясь осторожностью, еще раз спросила:
– Да верно ли, что гостиница? Ты хорошо ли разглядел вывеску?
– Хорошо, хорошо. Да вот и сама можешь посмотреть.
А войник, между прочим, уж позвонил в подъезд. Распахнулись широкие ворота, заскрипев на ржавых петлях. Из ворот выходили баранья шапка в усах и с заспанными глазами, швейцар в фуражке с полинявшим золотым позументом, какой-то кудрявый малец в опанках (вроде наших лаптей, но из кожи), и все ринулись вытаскивать багаж из кареты. Глафира Семеновна уже не противилась, сама подавала им вещи и говорила мужу:
– Но все-таки нужно допытаться, для чего очутился у нас на козлах полицейский солдат. Ведь без нужды он не поехал бы.
– А вот войдем в гостиницу, там разузнаем от него, – отвечал Николай Иванович. – Я так думаю, что не для того ли, чтоб удостовериться в нашем месте жительства, где мы остановились.