Помимо литературных способностей мадам Лефрой имела и деловые: она раздавала по округе милостыню и привила «более 800» бедняков вакциной коровьей оспы, открытой доктором Дженнером[16] и предотвращающей настоящую оспу.

Ее брат, сэр Эджертон Бриджес, был еще более популярным, хотя и довольно напыщенным романистом, который какое-то время обитал в динском пасторате. Он специально поселился неподалеку от сестры; по его свидетельству, в ее доме «не переводились гости».

«Мне редко доводилось видеть столь счастливое существо, – писал о мадам Лефрой ее знакомый, – она почти непрестанно смеялась». Однако душу Энн Лефрой тоже терзали демоны. Она была цепкой матерью-собственницей, неспособной отпустить от себя детей, – вмешивалась в их жизнь и постоянно жаловалась, что ей без них плохо. Мадам Лефрой признавалась: «Я до такой степени возложила все мои земные надежды и чаяния счастья на любовь ко мне детей, что бываю больно задета, когда у меня возникает хоть малейшее подозрение, что они меня не ценят». Возможно, Джейн играла роль заместительницы, своего рода подпорки, помогающей мадам Лефрой справляться с унынием, вызванным невниманием родных детей.

Биографы Остинов не могут прийти к единому мнению относительно мадам Лефрой: то она харизматичная наставница, то злобная интриганка. Скорее всего, правы и те и другие. Она умудрялась сочетать занятия благотворительностью и обучение детей бедняков грамоте с сословной спесью и чрезвычайно расстроилась, когда ее брату не удалось выиграть долгую тяжбу за пэрство. Этот брат, сэр Эджертон, весьма снисходительно отзывается о девочке, чья слава в будущем непомерно превзойдет его собственную. Да, пишет он, ему довелось знать подругу своей сестры Джейн «ребенком: она тесно общалась с миссис Лефрой, которая поощряла ее литературные опыты».

Сэр Эджертон был первым романистом, которого Джейн видела вживе, но она понимала, что он далек от совершенства. От нее не укрылось, что даже миссис Лефрой «стыдилась» творчества своего брата, потому что в романе «Артур Фиц-Альбини» (1798) он жестоко высмеял ее друзей из окрестностей Эша и Стивентона. Тем не менее на примере творчества сэра Эджертона Джейн училась составлять собственное мнение о художественной литературе. «Папа разочарован, – признавалась Джейн, когда они оба прочитали одно из творений сэра Эджертона, – а я нет, потому что лучшего и не ожидала».

В поле зрения Джейн находились еще две печатавшиеся романистки – менее близкие географически, но принадлежащие к ее разветвленной семье. Двоюродная сестра миссис Остин Кассандра Кук в 1799 году опубликовала исторический роман; о более дальней родственнице по линии Ли, леди Кассандре Хоук, говорили, что она «не выпускает пера из рук; для нее не писать значит не жить». Ее романы характеризовали так: «Любовь, любовь, сплошная любовь». Строгим Остинам это не нравилось.

Не довольствуясь сочинениями соседей и родичей, Джейн Остин увлеченно читала и другие романы. Она обладала, как назовет это критик Клэр Харман, прекрасным «читательским пониманием» жанра, в котором ей предстояло работать. Привычкой запоем читать романы обзавелась не только Джейн. Каждые десять лет с 1760 по 1790 год число опубликованных женских романов вырастало на 50 процентов. Бытовало убеждение, что писательницы-женщины – непревзойденные мастерицы этого жанра. «Лучшие романы, – писала актриса, модная куртизанка и феминистка Мэри Робинсон, – вышли из-под пера женщин».

К друзьям семьи Джейн принадлежала еще одна романистка – обожаемая ею Фрэнсис Берни, автор «Эвелины» и «Цецилии», готовившая теперь к изданию по подписке роман «Камилла». Это немножко смахивало на современный краудфандинг: подписчики удостаивались чести быть поименованными на первых страницах книги. Собрание подписчиков «Камиллы» больше похоже на союз георгианских романисток, потому что многие из них поддержали свою сестру по цеху. Там фигурируют миссис Радклиф, и мисс Эджуорт (автор «Белинды»), и даже девятнадцатилетняя «мисс Дж. Остин из Стивентона», чью гинею, должно быть, внес за нее отец. Когда в «Нортенгерском аббатстве» Джейн выступает со своей знаменитой речью в защиту «романа», она упоминает «Камиллу» Фрэнсис Берни. Юная леди, которая «всего лишь» читает роман, говорит Джейн, «всего лишь» читает «Цецилию», или «Камиллу», или «Белинду», читает «всего лишь произведение, в котором выражены сильнейшие стороны человеческого ума, в котором проникновеннейшее знание человеческой природы, удачнейшая зарисовка ее образцов и живейшие проявления веселости и остроумия преподнесены миру наиболее отточенным языком».