Анна прошла через комнату к открытому окну, посмотрела на улицу и, не сразу, но узнала место – Берлин, бывшая штаб-квартира Гестапо на улице принца Альбрехта 8. Ныне музей. В прошлом году девушка была в бывшем логове тайной государственной полиции в составе экскурсионной группы.

– Как вам вид, фройляйн Анна? – раздался из-за спины девушки спокойной мужской голос.

Анна обернулась и увидела, как в кресле перед ней сидит мужчина средних лет в чёрном мундире офицера СС. Судя по листьям на петлицах с маленьким квадратом под ними и золотыми плетёнными погонами без всяких символов – группенфюрер СС в форме сороковых годов, с красной повязкой на левой руке. Он невысокий, темноволосый с карими глазами. Несколько секунд назад в комнате ничего и никого не было, а сейчас всё уставлено мебелью, шкафы ломаться от книг. Рядом с офицером стеклянный письменный стол с шахматной доской и расставленными фигурами, готовыми к игре.

– Вы мне? – спросила Анна. Она поняла, кто перед ней. Хорошо, данная встреча происходит во сне, а перед ней никто иной, как сам начальник Гестапо Генрих Мюллер, ухмыляясь смотрит на неё.

– Больше никого здесь нет, – Мюллер показательно осмотрелся. – Вы присаживайтесь.

Анна села в кресла напротив начальника Гестапо. Всего лишь сон. Ей ничего не грозит.

– Фройляйн Анна, что вам не нравится в Рейхе? – Мюллер поправил чёрного шахматного короля. – Вот лично вы – свободный человек. Полноценный гражданин. Ваш голос на выборах будет считаться за два.

– Это допрос? – не желая повиноваться, грозно, спросила девушка.

– О, что вы… – Мюллер развёл руки в стороны. – Мы сейчас не в камере для допросов. – Он запрокинул ногу на ногу и сложил пальцы в замок. – Так что же? Такой простой вопрос.

– Идеология. Она ужасна и давно исчерпала себя.

– Соглашусь. Национал-социализм – всего лишь разновидность навоза в интеллектуальном болоте духовной неуверенности, порождающей политический нигилизм. Он так и не смог переделать высшие слои нашей интеллигенции, проникнутой туманными и неясными идеями, и вот в этот-то вакуум и устремился к чему-то другому.

– Мировой порядок должен меняться, так устроен мир. Ничто не вечно. Империям суждено умирать.

– Вновь с вами соглашусь. Но любые мировые изменения не обходятся без жертв. Любая Революция приносит стране только боль и страдания. Ведь не бывает, что всё хотят чего-то одного, все хотят разного. Одни поддерживают одно, другие другое. Всё это может привести к гражданской войне, влекущей за собой голод, болезни и прочие радости жизни.

– Война не бывает без жертв.

– Опять же, соглашусь. Только вот, давайте подумаем, не лучше если будет всё как есть? Да, идеология плохая, всё ужасно, культура страдает духовной индифферентностью. Но всё же есть стабильность! У нас большая страна и каждый народ при начавшейся гражданской войне будет иметь своё виденье. Вернее, будет видеть интеллигенция, в круг которой вы Анна тоже входите, вы всё-таки журналист.

– Вы правильно сказали, интеллигенция будет видеть. Мы должны вести за собой народ. Рейх будет уничтожен.

– Меньше суток назад, вы спокойно говорили: «Хайль Рейх», а теперь собираетесь его уничтожить… – Мюллер засмеялся и, когда успокоился, вздыхая отметил. – Вы уничтожите не Рейх, вы уничтожите себя. Может не вы лично, но те люди, которые вас скоро будут окружать. – Он вжался в кресло и посмотрел в открытое окно. Была бы моя воля, то я бы загнал всю интеллигенцию в рудники и взорвал их к чертовой матери. – перевёл взгляд на Анну. – Это касается всех. Случись раздор и в Берлине начнут делить власть, наплевав на простых немцев.