По дороге домой, пока я смотрела в окно, мысли то и дело возвращались к ребенку. Я боялась сглазить, боялась даже думать о будущем, но само собой представлялось, как малыш будет расти, как будет играть с любимыми игрушками, учиться читать и считать, как ввяжется в первую драку ради любимой девочки и принесет двойку из школы. И поневоле улыбалась. Все сделаю для того, чтобы мой малыш был счастлив!

Покровский ехал рядом, но я даже забыла о том, что в салоне нахожусь с ним, а не с охранниками, как обычно. Поэтому когда машина вкатила на выложенную плитами подъездную дорожку, попрощалась, как и привыкла, и направилась к дому.

– Аня, поднимись в мой кабинет. Нужно поговорить, – окликнул Марат.

Пожала плечами и направилась в комнату, чтобы переодеться. Покровский наверняка хотел дать какие-то распоряжения по ведению дома, потому что больше ни о чем мы не разговаривали обычно. Хотя он вел себя очень вежливо и даже мило, но за границы приличий не переходил.

– Да? Что-то случилось? – я остановилась на пороге кабинета уже через несколько минут.

– Садись, – Покровский опустился в свое кресло и кивнул мне.

Послушно села напротив Марата.

– Ни о каком аборте речи быть не может. Ты родишь этого ребенка, – внезапно произнес он, сверля меня взглядом.

Удивленно вскинула вверх брови и сначала не ответила. Показалось, что я ослышалась, но нет, Марат выжидающе смотрел на меня.

– Я и не собиралась делать аборт… – ответила обескураженно. А какого ответа он ждал?

– Кто знает, – пожал он плечами, – оплату получишь потом. Мой юрист подготовит договор.

– Какой договор? И какую еще оплату? За что?

Ощущение было такое, будто мы разговариваем о разных вещах, потому что лично я ничего не понимала. Марат окинул меня таким взглядом, словно знал, что я специально прикидываюсь и строю из себя дурочку, но все же пояснил:

– Получишь деньги как суррогатная мать и исчезнешь из нашей жизни.

В груди что-то оборвалось после этих слов. Меня словно оглушило, потому что я не слышала ни звука вокруг себя. Только неровный грохот сердца и гул в ушах. Это что, какая-то злая шутка?

– Что? – выдавила едва слышно. На большее просто не хватило ни слов, ни сил.

– Можешь не переживать, – Марат придвинул к себе одну из бумаг и быстро нацарапал на ней ручкой цифры, – я очень щедр с теми, кто мне полезен. За сына я не скуплюсь. Вот эту сумму ты получишь после родов на личный счет.

Он деловито придвинул ко мне бумажку и с довольной улыбкой откинулся на спинку дорогого кожаного кресла.

Я смотрела на Покровского во все глаза, будто у него выросло несколько рук, и не верила в то, что он говорит. Это розыгрыш? Меня снимает камера? Потому что сама эта мысль не укладывается у меня в голове: отдать своего ребенка и получить за это деньги.

– Ты шутишь? – выдавливаю я, чувствуя, как дрожат руки, – Как мне жить потом? Зная, что мой малыш где-то не со мной, что я своими руками отдала его?

– Родишь еще, – просто пожал плечами Марат, – потрахаешься с кем-то или сделаешь ЭКО. Один раз у тебя получилось залететь, значит, получится снова.

Если бы мне сейчас прострелили дыру в груди, все равно не было бы так больно, как после этих жестоких слов. Они так сильно выбили из колеи, что я не смогла и слова в ответ сказать, только быстро-быстро замотала отрицательно головой. «Нет, ни за что! Ни за какие деньги, никогда этого не будет!» – хотелось закричать мне, но горло сковал спазм, мышцы как будто парализовало. Я не могла произнести ничего.

Марату и не были нужны слова – он все понял по моему взгляду. И разозлился: в глазах мужчины зажегся нехороший огонек.