И я ничего не вспомнила. Не то чтобы я ожидала, что сразу начнут всплывать в памяти события и эпизоды из прошлого, но я надеялась на тактильную память и запахи, и ничего этого не было. Я спала с совершенно незнакомым человеком, я не помнила его тело, его объятия и прикосновения. Они были бесконечно приятными, но чужими. Ни единого намека на то, что когда-то это уже случалось раньше. Я вспомнила жадный взгляд его голодных глаз, и он тоже был мне незнаком. Неужели я так его никогда и не вспомню? Мне стало горько от этих мыслей, но затем я подумала, что, может быть, это не так и важно. Пусть он помнит за меня, за нас двоих.

Я провела рукой по его белокурым спутанным волосам, ресницы Максима задрожали, и он открыл глаза. Трогательный сонный взгляд блуждал какие-то мгновения по моему лицу, будто не узнавая, затем в глазах засветилась улыбка. Он потянул меня к себе, и я положила голову ему на грудь, слушая мерные удары сердца. За окном гремела, удаляясь, гроза, которая сделала свое дело тут и отправилась дальше будоражить чьи-то сердца.

* * *

– Я что, заснул? – спросил Максим, потягиваясь. – Гроза закончилась?

– Мы оба задремали, – ответила я. – Дождь почти прошел.

И, повинуясь внезапному порыву, вдруг спросила:

– Расскажи, как мы познакомились?

Повисла пауза. Максим сосредоточенно о чем-то раздумывал, мне даже на секунду показалось, что он не знает ответа. Затем он сел на диване, небрежно накинув на ноги кусочек пледа.

– Вспоминай сама, – наконец сказал он. Я удивленно уставилась на него. – А если не вспоминается, то и не надо. Какой смысл выяснять что-то из не очень талантливого рассказа, если все равно ты не сможешь это ощутить? Давай просто начнем с нуля. Будем заново узнавать друг друга. Вместе.

Он серьезно взглянул мне в глаза, и я поняла, как тронули меня его слова. Ведь он фактически отказывался от общих воспоминаний, от того, что ему дорого и памятно, чтобы мне было проще. Начать все с начала, не надеясь на то, что я вспомню важные моменты, а создавать эти моменты заново, открывать новое друг в друге и в себе. Наверное, это не очень легко для того, кто все помнит. Уже не скажешь: «Ой, а помнишь, как мы?..» или «Встретимся на нашем месте». Должны появиться новые общие воспоминания и новое «наше место». А все, что лелеял в памяти, так и останется в ней. Но он прав: если воспоминаний нет, услышав их из чужих уст, я не сделаю их своими.

– Спасибо тебе, – искренне сказала я, утыкаясь носом ему в плечо.

– За что? – улыбнулся он.

– За терпение, за понимание. За то, что дождался.

Мы какое-то время еще молча сидели, прильнув друг к другу, а потом почти одновременно заговорили о том, как сильно оба проголодались.

– Закажем что-нибудь? – предложил Макс, и я попросила суши. В этой новой жизни я еще их не ела, но точно помнила, что раньше очень любила.

– Где у тебя душ?

– Их тут два, пойдем, покажу.

Я обмоталась покрывалом и поднялась с дивана, а Макс, усмехнувшись и нисколько не смущаясь, отправился показывать мне ванную в чем мать родила. Я еще не успела открыть воду, как он постучался и с кроткой улыбкой передал мне длинный шелковый халатик. Я уже хотела было неприятно удивиться, что у него припасены женские вещи на случай вот таких вот внезапных посещений, хотя вроде решила для себя, что ревновать не стану. Но тут же застыла с халатом в руках, потому что он оказался моим.

А я ж его дома искала! Кимоно с райскими птицами, подарок Ленки. Не скажу, что я его часто надевала: вещица была не особо удобной для повседневного ношения. Но кимоно было очень красивое, и когда я не смогла обнаружить его в шкафу, то расстроилась. А куда делось, вспомнить, конечно, не вышло. Получается, я его к Максу переселила, чтобы красоваться перед ним.