Одна из таких дорог, уже веками забытая и заброшенная, заросла, по его словам, девственным лесом; о его существовании не знали, и европейцы не решались проникать в эту непроходимую чащу, но храбрый Рамассами клялся, что наискось проведет нас знакомой ему дорогой. Это предложение явилось прежде всего благодарностью за услугу, которую мы оказали Рамассами; кроме того, обещанная награда обеспечила бы бедного индуса на всю жизнь. Однако, несмотря на свою заманчивость, экспедиция, несомненно, была опасной и рискованной. Ввиду этого мы, может быть, и не решились бы на нее, не обольсти нас Рамассами описанием одного заброшенного дворца, которого не видел ни один европеец, – подобно замку спящей красавицы, он был скрыт в чаще девственного леса.

Сначала мы шли джунглями; трава, тростник и хворост были по брюхо нашим слонам, а громадные бамбуки, достигавшие местами до пятидесяти футов высоты, были так густы, что дальше пятнадцати-двадцати метров ничего не было видно. Мало-помалу дорога пошла в гору, а бамбук и болотная поросль сменились растительностью другого рода: деревьями, покрытыми цветами различных оттенков с одуряющим запахом. Наконец мы вступили под сень вековых деревьев громадного леса, покрывавшего всю возвышенность, и первый день все шло благополучно. Полагаясь на силу наших двух великолепных, прекрасно обученных слонов, мы не боялись ни тигров, ни пантер, ни буйволов, а от пресмыкающихся нас ограждали чудесные факелы. Рамассами действительно нашел дорогу, которая хотя и заросла терновником и прочей густой растительностью, все-таки была приметна тому, кто знал о ее существовании.

Ночь мы провели в одной из восьмиугольных башен, о которых я говорил выше; хотя она и пострадала от времени, все-таки служила надежным убежищем. Тем не менее эта ночь оставила во мне ужасное воспоминание. Рычание диких зверей и рев слонов, которых что-то тревожило, не давали нам спать. Мы уже сожалели о своем смелом предприятии, не зная еще, что ожидает нас впереди.

Следующий день начался бедой. Наш бедный проводник, желая осмотреть местность, удалился от нас, и вдруг отчаянный крик возвестил о том, что с ним что-то произошло: его ужалила змея, и он умер в течение нескольких минут. Пропускаю подробности, но вы можете представить наше положение. Мы намеревались вернуться, но через несколько часов обнаружили, что заблудились. Не подлежало сомнению, что рано или поздно мы погибнем, если не сумеем выйти из леса, – но как ориентироваться в этой непроходимой чаще? Мы не знали даже, где искать приютившую нас башню, а без нее мы окончательно погибли бы.

В мрачном отчаянии и ужасном расположении духа мы брели куда глаза глядят, возмущаясь равнодушием индусов, и наконец приказали пустить слонов наудачу – в надежде, что инстинкт умных животных, может быть, приведет их к какому-нибудь выходу из леса. Солнце стояло высоко, судя по огненным лучам, пробивавшимся иногда сквозь чащу зелени, как вдруг произошла встреча, которая в то время показалась нам спасением.

Это были два факира: один – укротитель змей, так как весь был опутан кобрами и разными ядовитыми пресмыкающимися, а другой – однорукий, худой и полунагой – вел на веревке тигра. Должен сказать, что за полтора года нашего путешествия я изучил индустанские наречия и говорил на урду свободно, что облегчало нам общение с местными жителями; барон же, как ни старался изучить язык, говорил дурно, и каждый по первой его фразе узнал бы в нем иностранца. На этом основании к факирам обратился я, объяснил им наше положение и попросил проводить к выходу из леса.