Мак встал и надел шляпу.

– Ты хороший парень, Эл. Ну, мы двинем. Спасибо, что подкормил.

– У моего старика сарай есть с койкой, – заметил Эл. – На случай, если вам захочется в сторонке оставаться.

– Никак нельзя, Эл. Если нам требуется работу проводить, значит, надо быть в самой гуще.

– Ну а если вам перекусить и всякое такое, то ко мне захаживайте, – предложил Эл. – Только выбирайте время, как сегодня, попозже, когда у меня народу нет, хорошо?

– Конечно, Эл. Мы тебя понимаем. Еще раз спасибо.

Мак пропустил Джима вперед и выскользнул из вагончика, задвинув за собой дверь.

Они спустились по ступенькам и пошли по улице, которую указал им Эл. На углу путь им преградил полицейский.

– Куда это вы собрались? – сурово спросил он.

Неожиданное появление полицейского заставило Джима отпрянуть, но Мак остался невозмутим.

– Мы два сезонника, мистер, – сказал он. – Хотим немного яблок попробовать собрать.

– А что на улице делаете в такой час?

– Господи, так мы всего час как с транзитного товарняка здесь спрыгнули.

– Ну а направляетесь куда?

– Думаем к парням, что возле реки, присоединиться и там заночевать.

Но полисмен не отступал:

– А деньги у вас имеются?

– Вы же видели, что мы ужинаем. Денег у нас достаточно, чтобы за бродяжничество не упекли.

Только тут полисмен посторонился.

– Ладно. Проходите и не гуляйте по улицам в ночное время.

– Хорошо, мистер, договорились.

И они поспешили прочь.

– Ловко ты с ним беседу вел, Мак, – сказал Джим.

– Ну а что тут такого хитрого? Урок первый: никогда не спорь с полицейским, в особенности ночью. Хорошенькое дело было бы загреметь в тюрьму за бродяжничество на тридцать суток, верно?

Они поплотнее запахнули на груди легкие хлопчатобумажные куртки и ускорили шаг навстречу все более редким уличным фонарям.

– С чего ты работать начать собираешься? – поинтересовался Джим.

– Не знаю. Приходится использовать любую возможность. Видишь ли, генеральный план у нас имеется, а детали отрабатываются в зависимости от обстоятельств. В дело идет все, к чему можно прицепиться. Только это нам и остается. Прибудем и изучим обстановку.

Почувствовав прилив энергии, Джим ускорил шаг.

– Послушай, дай мне дело делать, Мак, хорошо? Не хочу я всю жизнь вроде как на подхвате быть!

Мак засмеялся.

– Пообвыкнешься, привыкнешь. Так с головой в дела влезешь, что взвоешь, еще мечтать станешь о городе и восьмичасовом рабочем дне!

– Нет, Мак, не думаю, что стану об этом мечтать. Никогда раньше мне не было так хорошо, так привольно. У тебя тоже бывает такое чувство?

– Иной раз бывает, – отвечал Мак. – Но чаще я слишком занят, чтобы в чувствах своих копаться.

С каждым их шагом здания, мимо которых они шли, становились все более ветхими. Между ними виднелись пустыри с кучами мусора, сварочной аппаратуры, свалки старых поломанных машин, зияли темные окна брошенных, заросших темным бурьяном домов. Холод и тьма вокруг заставляли идти быстро.

– Мне кажется, я вижу огни на мосту, – сказал Джим. – Видишь по три огня с двух сторон?

– Вижу. Он вроде говорил забирать влево?

– Ага. Влево.

Бетонный в два пролета мост соединял берега узкой речушки, высохшей в это время года до болотистого ручейка с песчаной отмелью посередине. Держась левой стороны, Мак и Джим прошли по мосту и уже за спуском на берегу отыскали тропинку, убегавшую в заросли ивняка. Мак пошел впереди. Свет фонарей на мосту сюда не достигал, со всех сторон их окружила чаща. Глаз различал силуэты веток на более светлом фоне неба и черную стену тополей справа у реки.

– Тропки не видно, – сказал Мак. – Я ее только ногами и чувствую. – Он шел медленно, осторожно. – Руки подними, береги лицо, Джим.