Более того, именно в тот момент, когда душа Кейт провалилась в тело реанимируемой девушки, через него прошёл очередной разряд электрошока…

И внезапно ничего не понимающая, но вдруг почувствовавшая себя очень и очень нехорошо Кейт услышала.

– С возращением, дорогая! – приветствовала её медсестра. При этом Кейт почему-то точно знала, что обращается она именно к ней. Как, впрочем, и фельдшер и Смерть тоже обращались к ней.

– Ох и напугала ты нас, – радостно заулыбался ей молодой человек.

– Я тебя не видела! Ты меня тоже! – погрозила ей косой Смерть и вместе с грустной девушкой, с которой Кейт так и не успела перекинуться даже парой слов, растворилась в воздухе.

– Что? Что? Что со мной?! Почему у меня всё болит? – застонала Кейт. И она не преувеличивала. У неё не просто всё болело, её в буквальном смысле выворачивало наизнанку. И словно этого было мало, в её ушах ещё и умопомрачительно громко и резко звенело, а перед глазами в бешенном темпе кружилась мозаика из всех цветов радуги.

– Потому что дорогая, ты снова среди живых, – ласково и покровительственно улыбнулась Кейт всё та же сердобольная медсестра, вводя ей в вену иглу капельницы, к которой уже был подсоединен раствор димедрола[1] с фенобарбиталом[2]. – Это только у мёртвых ничего не болит, а у нас у живых… Всё время хоть что-нибудь, но болит!

– Снова среди живых? Что значит «снова»? – недоуменно уточнила Кейт. Однако разговорчивая реанимационная медсестра, решив, что здесь она свой священный долг исполнила, уже удалилась. Кейт попыталась дозваться до кого-то ещё, но её вдруг неумолимо и всепоглощающе стало клонить ко сну. После череды странных, даже не странных, а скорее бредовых, если не кошмарных, событий, вслед за которыми последовала атака всесокрушающей боли, всепоглощающий, сулящий покой, сон показался ей очень уютным и приятным. Кроме того, она не исключала возможность также и того, что всё, произошедшее с ней в течение последних десяти или пятнадцати минут, было не более чем просто кошмарным сном. Иначе говоря, она перестала сопротивляться и подчинилась навеянному медикаментами сну.

Екатерина Алексеевна же между тем тоже переживала не лучшие времена. Едва только её ввезли в палату, как её старое и истерзанное страданиями сердце начало сбоить. Началось всё с приступа стенокардии и одышки. Ей тут же ввели нормализующие сердечный ритм лекарства и ритм сердца начал приходить в норму.

Однако не прошло и пятнадцати минут, как на фоне фибрилляции желудочков у больной произошла остановка сердца (нарушение ритма, при котором разные участки сердечной мышцы начинают сокращаться хаотично, независимо друг от друга, что и останавливает кровообращение). Екатерине Алексеевне немедленно сделали электрическую дефибрилляцию, и нормальный ритм сердца вновь восстановился.

Больной ввели все полагающиеся в таком случае препараты, проделали все необходимые процедуры и, тем не менее, через десять минут произошла ещё одна остановка сердца. И снова развилась фибрилляция желудочков. Но на сей раз электрическая дефибрилляция оказалась уже бесполезной. Непрямой массаж сердца тоже не помог. А значит больную нужно было в экстренном порядке подключать к аппарату искусственного кровообращения.

Дабы запустить сердце, Екатерине Алексеевне раскрыли грудину. Теперь можно было переходить к прямому массажу. Опытный хирург в считанные минуты проделал все необходимые манипуляции, вслед за чем с превеликим облегчением объявил перфузиологу: «Можно пускать кровоток». И аппарат «Сердце-легкие» заработал. «Один литр, два литра, три… полный поток», – произнес перфузиолог.