Перешагивая через порог бара, Олег даже задержал дыхание. Тело словно увязло в спрессованном прокуренными легкими воздухе. В помещении с низкими потолками стояло амбре теплого пива, немытых тел и чего-то перекисшего. Полумрак и сигаретный дым размывал чернокожих посетителей, отчего казалось, будто напротив телевизора, по которому шел футбольный матч, из-за открывшихся дверей пришли в движение чьи-то тени. Несколько стариков что-то тихо обсуждали за столиком у противоположной стены. Украшением всего на барной стойке с тусклым взглядом висел Угрюмов. В панаме с несуразно большими полями, пестрой рубашке и бриджах, он выделялся на общем фоне большим и ярким пятном.

– Картина Репина «Последний причал», – пошутил Монах.

– Тогда уж Айвазовского, – поправил Олег. – Он море писал.

– Согласен.

Они подошли и встали рядом с чиновником.

– Пойдемте в гостиницу, поздно уже, – предложил Монах.

Угрюмов посмотрел на недопитый бокал и расстроенно вздохнул:

– А что там делать?

– Спать, – как само собой разумеющееся ответил Монах и подозвал бармена: – Рассчитай.

Худосочный парень с неимоверно большими и оттопыренными ушами оживился и стал что-то громко говорить. При этом Угрюмов словно его не слышал. Уставившись в одну точку, он беззвучно шевелил губами.

– Чего он сказал? – насторожился Олег, когда бармен закончил свой монолог.

Монах обвел взглядом зал, словно пересчитывая людей, и сказал:

– Если я правильно понял, мы должны заплатить за всех, кто находится в заведении.

– Это типа рэкет? – попытался угадать Олег.

– Это типа русская душа Угрюмова, – процедил сквозь зубы Монах, доставая деньги.

– Ты за него собрался платить? – удивился Олег.

– А что поделаешь? – Монах грустно улыбнулся и бросил на стойку купюры. – Пошли.

– Стоять! – абсолютно трезвый и властный голос Угрюмова заставил замереть на месте.

Олег обернулся.

Шеф сосредоточенно смотрел в сторону входа. Олег проследил за его взглядом и расстроился. Объектом созерцания чиновника оказалась дородная женщина в синем до пола платье, плотно облегающем крутые бедра. Она вошла в бар в сопровождении худощавого мужчины в военной куртке и штанах.

– Этого еще не хватало! – вырвалось у Монаха.

– Вот это баба! – охрипшим от волнения голосом проговорил Угрюмов. Словно корабль, сорванный штормовой волной от пирса, чиновник громко икнул и оттолкнулся от стойки.

– Нет! – простонал Монах.

– Мадонна! – опрокидывая на пути белые пластиковые стулья и сдвигая в сторону столы, хрипел потерявший над собой контроль Угрюмов. Словно ледокол он оставил за собой свободное от мебели поле.

Мужчина запоздало выскочил вперед и расставил руки, преграждая ста килограммам похоти путь. Однако Угрюмов легко, можно сказать, шутя, отодвинул его в сторону и шагнул к женщине. По залу прокатился вздох.

– Меня зовут Эдуард! – представился он и картинно склонил голову.

– Прочь, прочь! – отмахивалась женщина.

Ее спутник пришел в себя и устремился на соперника. Повиснув на руке Угрюмова, угандиец стал что-то быстро говорить.

Угрюмов небрежно стряхнул его, повернулся к женщине, поймал ее ладонь и прижал к губам.

– Вот дает! – прорычал Олег, лихорадочно размышляя, как быть.

Тем временем «мадонна» вырвала руку и толкнула Угрюмова в грудь. Не удержавшись на ногах, тот полетел спиной вперед, оказавшись в объятиях спешившего на помощь своей даме сердца военного. Негр обхватил Угрюмова руками за пояс и попытался приподнять. Однако, проявив незаурядную прыть, чиновник вывернулся и прилепил невесть откуда взявшуюся купюру ему ко лбу.