– Сэр, вы больше на одну из этих «генриетт» похожи. Вы, случайно, школой не ошиблись?

– Сэр, вы наш новый студент-практикант? Или это обмен школьными кадрами?

Мальчишки порой могут быть поистине безжалостны, особенно если почуяли слабость. Сходство нового преподавателя с представителями вечно соперничающей с нами школы для мальчишек, должно быть, сработало как триггер, как самый настоящий наглый вызов, иначе они бы наверняка дали ему хоть недельку, чтобы он успел немного попривыкнуть.

– Ну, а что нового у вас, в «Короле Генрихе»? – спросил я, стремясь отвлечь Эрика и хоть немного поднять ему настроение. – Среди новых преподавателей есть кто-нибудь интересный?

Эрик фыркнул.

– И даже несколько! Причем один из них – женщина!

– Ого!

Разумеется, он имел в виду Ребекку Бакфаст. Точнее, мисс Прайс – именно так ее следовало в те времена называть. Двадцать три года, с зелеными, как жадеит, глазами и волосами цвета янтаря. Жаль, что меня тогда так мало заинтересовало это краткое сообщение, но откуда мне было знать? Так что я просто пожал плечами и стал слушать Эрика.

– Нам этот «прибыток» из прошлого триместра достался, – проворчал Эрик и закурил «Голуаз». Во время работы он себе никогда не позволял курить. Считал, что курящий преподаватель выглядит непрофессионально. И я спросил:

– По-моему, ты говорил, что она у вас не останется. Неужели она все-таки оказалась умнее, чем тебе это представлялось?

Он снова то ли фыркнул, то ли чихнул.

– Не могу сказать, что так уж внимательно ее разглядывал! Я ее вообще практически не заметил.

Наверное, мне следовало бы догадаться, что Эрик что-то от меня скрывает. Я попытался представить себе тот разлад, который мисс Прайс внесла в стройные ряды преподавателей «Короля Генриха», выделяясь среди них, как какаду в стае воробьев. И, разумеется, Эрик должен был ее заметить. Так зачем же притворяться? Я-то знал, что под своей внешностью мрачного ворчуна Эрик скрывает душу настоящего сплетника. И в течение триместра он уже успел поработать с мисс Прайс, так что наверняка собрал о ней более чем достаточно всевозможных скандальных слухов. Интересно, почему же он в таком случае не желает ими со мной поделиться? В те времена я попросту списал это на счет его общей угрюмости, но теперь, когда мне стало известно о нем нечто совсем иное, я догадываюсь, что для его тогдашней молчаливости были куда более глубокие и серьезные причины.

Интересно, а что об этом знает Ла Бакфаст? Подозревала ли она в чем-нибудь Эрика Скунса? Хотелось бы мне знать, уж не связано ли ее нежелание обращаться в полицию с тем, что Эрик…

Нет, не может быть. Ее брат исчез много лет назад. А точнее – тридцать пять. Целых сто пять триместров! Именно столько я преподаю в «Сент-Освальдз» с тех пор, как перевелся сюда после пяти лет прозябания в куда менее престижной школе в Лидсе. Трудно припомнить себя таким молодым, как трудно припомнить и то, как я начинал здесь свой первый триместр уже в качестве преподавателя. Все казалось мне одновременно и знакомым, и совершенно чужим. Учительская; комната отдыха; мой кабинет на Колокольне. Правила, которые я никогда не соблюдал, будучи здесь учащимся, но которые теперь буду вынужден соблюдать неукоснительно и ежедневно. Кое-кто из самых старых учителей школы – например, наш Капеллан, – знавал меня еще мальчишкой.

Зато в «Сент-Освальдз» уже работал мой старый друг Эрик, который мог показать мне там все новые ходы и выходы. Эрик, с которым мы с детства были неразлучны. Но, как оказалось, у Эрика была и вторая, тайная и порочная, жизнь, которую он от меня скрывал, и мне потребовалось тридцать четыре года, чтобы понять, в чем заключалась ее суть. Однако ничто так и не было вынесено на суд общественности, а Дэвид Спайкли – этот беспокойный, угрюмый, замкнутый мальчишка – надежным свидетелем, разумеется, считаться не мог. И я даже теперь все время невольно придумываю для Эрика разные оправдания. Ведь, собственно, никаких реальных доказательств обнаружено так и не было. А человек, безусловно, считается невиновным, пока его вина не доказана. Но в глубине души я не сомневаюсь: Эрик действительно насиловал Дэвида Спайкли и поспешил убраться из «Сент-Освальдз», как только Гарри Кларк пал реальной жертвой столь же скандальной истории.