Поэтому оставалось только одно – основательно сгустить краски, что не представляло особого труда; слабых мест в фильме Вуди Аллена навалом, слабых мест, которые не имеют значения, если фильм тебе понравился, но которые в случае необходимости можно поместить под лупу, дабы раскритиковать его в пух и прах. Клэр сначала поднимет брови, но потом, надеюсь, поймет мой замысел: что я предал наше обоюдное удовольствие от просмотра только ради борьбы против скучной и бездарной болтовни о кино.

Я взял бокал шабли, собираясь сделать полный раздумий глоток, прежде чем приступить к осуществлению плана, но тут меня осенила другая мысль. Что этот недоумок сейчас сказал? О Скарлетт Йоханссон? Что-то про «завтрак в постель», про «красотку». Не знаю, как Бабетта относилась к подобным залихватским мужским комментариям, но Клэр всегда вставала на дыбы, когда мужчины принимались обсуждать «аппетитные попочки» или «грандиозные сиськи». Я не заметил ее реакции на Сержево упоминание о завтраке, потому как в тот момент смотрел на него самого, но это было и не важно.

У меня складывалось впечатление, что в последнее время он начинает утрачивать связь с реальностью, ведь он со всей серьезностью полагал, что Скарлетт Йоханссон загорится желанием приготовить ему завтрак. Подозреваю, что он смотрит на женщин примерно так же, как на еду, ежедневную горячую еду. Я наблюдал это и раньше. «Я голодный», – говорил Серж всякий раз, когда хотел есть. Он говорил это и тогда, когда мы гуляли на природе, вдали от цивилизации, или когда мчались по автостраде. «Ясно, – отвечал я тогда. – Но в данный момент еды у нас нет». «Но я же голодный, – настаивал Серж. – Мне надо поесть сию же минуту».

Было что-то печальное в этой тупой решимости, заставляющей его забывать обо всем на свете и нацеленной на одно – утолить голод. В подобные минуты он напоминал животное, наткнувшееся на препятствие, – какую-нибудь безмозглую птицу, упорно пытающуюся вылететь в закрытое окно.

Когда мы наконец отыскивали закусочную, еды ему всегда было мало. Он ел так, словно заправлялся бензином: быстро и энергично прожевывая булочку с сыром или миндальное пирожное, чтобы горючее как можно быстрее достигло желудка, ведь без горючего далеко не уедешь. Длинные трапезы вошли в его жизнь гораздо позже, так же как и увлечение винами, – когда на него вдруг снизошло озарение, что он принадлежит к высшей касте общества; но скорость и энергичность остались прежними – он всегда первым опустошал свою тарелку.

Я бы отдал целое состояние, чтобы хоть одним глазком взглянуть, что творится в их с Бабеттой спальне; однако другая часть моего существа, как раз наоборот, изо всех сил противится столь бредовому желанию и готово выложить не меньшее состояние, чтобы этого избежать.

«Я хочу секса», – наверняка заявляет Серж. А Бабетта жалуется в ответ, что у нее болит голова, что у нее месячные или что сегодня вечером она вообще неспособна думать об этом, о его теле, его руках и ногах, о его запахе. «Но я хочу секса сейчас». Предполагаю, что мой брат занимается сексом подобно тому, как поглощает пищу, что он входит в женщину так же, как засовывает в рот котлету, чтобы на время утолить голод.

– Значит, ты в основном таращился на грудь Скарлетт Йоханссон? – спросил я гораздо грубее, чем собирался. – Или под «шедевром» ты имел в виду что-то иное?

Воцарилась пронзительная тишина. Такого рода тишину услышишь только в ресторанах: когда внезапно обостряется осознание, что вокруг люди, и вдруг отчетливо слышится шелест салфеток и стук вилок за остальными тридцатью столиками, то есть одна-две секунды затишья – и фоновое сопровождение выходит на первый план.