– Почему фактически? – обратился Столыпин к коллежскому асессору.

Лебедев пояснил:

– Должности помощника тогда в штате МСП не существовало, она появилась лишь в прошлом году, после моего ухода. Но я подтверждаю, что Василий Степанович был моей правой рукой.

Москвич продолжил:

– С переводом в сыскную жизнь моя сильно усложнилась. Дела были самые разные, в том числе и опасные. Господин Лебедев застал лишь часть дознаний, наиболее громкие начались после его отъезда. Но многому свидетелем оказался господин Лыков…

– Что скажете, Алексей Николаевич? – оживился Столыпин.

– Так и есть, Петр Аркадьевич, – ответил коллежский советник. – Мы со Стефановым вместе ловили банду головорезов во главе с Федюниным – они грабили церкви и убивали при этом сторожей. Потом шайку Галеева, убившую лавочника Лаврентьева и его дворника. При аресте банды Рыжова оба попали под огонь, рядом ранило агента. А Василий Степанович и ухом не повел, храбро пошел на пули.

В повадке Столыпина что-то изменилось. Лебедева он видел второй раз в жизни и к его словам отнесся равнодушно. А Лыкова премьер знал и уважал. Свидетельство Алексея Николаевича значило для него много.

– Продолжайте, Василий Степанович, – сказал он, давая понять таким обращением, что теперь более доверяет словам докладчика.

– Слушаюсь. Так вот. После отъезда Василия Ивановича его место занял Войлошников.

– Тот, которого боевики расстреляли на глазах у семьи? – вспомнил сановник. – В декабре пятого года.

– Он самый. Тогда в Москве творилось невообразимое. Шло вооруженное восстание, правительство сохранило власть лишь внутри Садового кольца. Кровь лилась рекой. Войлошников не успел вывезти семью из Пресни, и к нему на квартиру пришли… Александра Ивановича сгубили фотокарточки разыскиваемых преступников, которые он хранил дома. Преступники-то были уголовные, но дружинники не разобрались, решили, что Войлошников – начальник охранного отделения, а не сыскной полиции. Вывели во двор и кончили… Вот. Старшими в отделении остались мы с Мойсеенко. Все разбежались, попрятались. Лишь я один ходил на службу и пытался что-то делать. В итоге явились и ко мне. – Стефанов запнулся, потом продолжил: – Хорошо, родственники в последний момент увезли моих. За четверть часа до налета. А у меня жена больная и пятеро детей! Слава богу, они спаслись. Но квартиру разграбили и подожгли. Все имущество сгорело, ничего не осталось. Гол как сокол. Ну да ладно, это только вещи; главное, что сами уцелели.

– А Мойсеенко? – впервые вступил в разговор директор Департамента полиции.

– Мойсеенко переехал в Малый Гнездниковский, – ответил Василий Степанович. – Там охрана, жандармы с казаками, он и переждал.

– А служба?

– Службу Дмитрий Петрович забросил. И другим приказал сидеть тихо, чтобы не привлекать внимания боевиков.

– Почему же начальником сыскной полиции вместо погибшего не назначили Стефанова? – раздраженно спросил Трусевич у Лебедева. – Один рискует головой ради долга, а второй сидит в кустах. И в результате получает должность!

– Мойсеенко тогда уже был надворным советником, – начал оправдываться Лебедев. – И университет закончил. А Стефанов из сельских учителей и в чине коллежского секретаря.

Столыпина же заинтересовало другое:

– Ваша служба в трудное время была как-то отмечена правительством?

– Так точно, ваше превосходительство, – ответил москвич. – На Пасху получил орден Святого Станислава третьей степени.

– А денежную награду? Хотя бы на возмещение погибшего имущества.

– Никак нет.

Трусевич обратился к премьер-министру: