– Если вы хоть пальцем тронете Стефанова, я займусь вами лично. К мародерам плохо отношусь, учтите. Сам двух таких расстрелял на войне, в Рионском отряде.

– Угрожаете?

– Угрожаю.

– Пока еще Анатолий Анатольевич в Москве полновластный хозяин. А я скоро стану коллежским советником, представление уже отправлено в Петербург. И Анну второй степени только что получил. Смотрите, не обожгитесь.

Лыков подошел к двери, открыл ее и кивком указал гостю: вон! Тот выбежал, и на лестнице еще долго слышался его воинственный топот.

Ну, кажись, на сегодня все. Завтра комиссия впервые громко заявит о себе. Жандармы в шутку прозвали ее железнодорожно-воровской, а Лыкова – обер-кондуктором. Смеются, но помогают всерьез. У Алексея Николаевича с голубыми мундирами были по большей части трудные отношения. Но эти, московские, ничего…

Работа кипела всю ночь. Особенно усердствовал судебный следователь Бухман. Два года он пытался добиться от Московской сыскной полиции содействия в прекращении краж на железке. Открыл двести восемьдесят восемь дел, а по ним – ни одного дознания… Но вот приехал из Петербурга человек с полномочиями, и все закрутилось. Бухман выписал невероятное количество постановлений о проведении обысков. А по их результатам – и арестов. Барыг первого ряда было всего полтора десятка. А вот их контрагентов сыщики и охранники насчитали две сотни. Лыков изучал список и ругался почем зря. Кого там только не было! Уважаемые торговые дома, комиссионерские конторы, лучшие магазины – все участвовали в реализации краденого. Вот почему железнодорожные хищения так процветали. Слишком многим они были выгодны, и за два года безнаказанности создалась, как говорят экономисты, разветвленная товаропроводящая сеть. Грузы на десятки тысяч рублей исчезали в один день. И оказывались потом за Уралом или на Кавказе. На них выписывали накладные! Со штемпелями и подписями, с ассигновкой банка, все честь по чести. Выкраденный ночью полупьяными крючниками товар легализовался, обрастал бумагами, и прежнего хозяина было уже не найти.

Поэтому облаву нужно было провести в одно утро, разом. Беспрецедентный ее масштаб требовал привлечения больших сил. А полицию как сыскную, так и общую, решили не звать. Но даже Московского жандармского дивизиона «железнодорожно-воровской» комиссии могло не хватить. Сам дивизион стоял в Петровских казармах. Он был двухэскадронного состава и насчитывал двадцать пять офицеров и триста нижних чинов. Люди в общем несли необременительную службу. Но в административном отношении они подчинялись градоначальнику, и каждый день он посылал их в конные и пешие наряды по городу. Жандармы стояли у обоих московских императорских театров: Большого и Малого. Они также торчали в приемных у чиновной знати – больше для форсу, чем для дела. А самые многочисленные наряды отряжались на Ходынское поле, когда там проводились скачки и рысистые бега. Еще могли заказать жандармов обыватели, для частных нужд вроде похорон или свадеб, только надо было заплатить официально в кассу дивизиона три рубля. Таким образом, около сотни человек оказывались вне операции. Лыкову пришлось наметить облаву на тот день, когда бегов не было. А театры поутру еще не открылись.

Все уже было готово, когда Алексея Николаевича вызвали на Малую Никитскую в губернское жандармское управление. Его начальник генерал-лейтенант Черкасов вдруг решил поиграть в сыщика.

– Господин коллежский советник! В порядке статьи тысяча тридцать пятой Устава уголовного судопроизводства я хочу открыть жандармские дознания по кражам на дорожном узле, – заявил он питерцу, не приглашая его сесть. – Выделяю для этого трех человек из офицерского резерва. Какие именно дела вы рекомендуете им взять?