Моя рубаха вызвала гул в толпе зрителей и явно произвела на публику впечатление, а противников озадачила.

«Нужно будет для комплекта голубой берет пошить», – мелькнула в голове странная мысль, и я вышел в круг.

Показательный бой прошел на ура и очень впечатлил всех присутствующих на этом зрелище. Повалял я братьев по земле знатно, да и рожи им расколотил на загляденье. Сила у кузнецов была большая, но избыточная мышечная масса мешала им быстро двигаться, а главное, вовремя реагировать на мои действия. Чтобы окончательно затормозить разбушевавшихся хлопцев, я «отсушил» им ноги сильными ударами по задним мышцам бедра, как принято в тайском боксе, и мои противники стали ползать по двору как черепахи. После этого более или менее равный бой превратился в форменное избиение, и я просто оттягивал неизбежную концовку, работая на публику.

В начале боя симпатии зрителей находились полностью на стороне моих противников и зрители свистом поддерживали земляков. Однако когда я уже прилично навешал братьям по ушам и всем стало ясно, чем закончится драка, то сначала дружинники начали подбадривать своего командира, а потом подтянулась и остальная дворня, у которой к кузнецам имелись личные претензии.

Восторженные крики публики грели душу, но избиение нельзя было слишком затягивать, потому что на Руси принято жалеть сирых и убогих, а я не собирался превращать своих противников в безвинных жертв произвола. Два хлестких удара по печени отправили кузнецов в глубокий нокаут, после чего я победно вскинул руки и раскланялся.

Однако шоу должно было дать и воспитательный эффект для дружины, так как еще не все бойцы прониклись воинским духом и дисциплиной. Вчерашние деревенские парни не понимали, зачем нужны все эти издевательства, которым их ежедневно подвергает пришлый воевода. Две бездыханные тушки убедительно доказывали полезность утренних пробежек и занятий физподготовкой, а польза от глупого «рукомашества», так за глаза называли некоторые рукопашный бой, теперь в доказательствах не нуждалась.

Пока пострадавших отливали водой у колодца, я нудным голосом объяснял дружинникам ошибки, сделанные кузнецами, и, вызвав из строя двух добровольцев, показал на их примере, как нужно действовать, чтобы не валяться в грязи с разбитыми рожами.

Дружинники полностью прониклись преподанным мною уроком, и если у кого-то еще имелась мыслишка подкараулить в темном углу задолбавшего всех начальника, то теперь даже самые отчаянные головы смирились с солдатской судьбой.

Однако мою лекцию о пользе физкультуры прервал вызов на ковер к боярыне Пелагее, которая захотела лично мне что-то сообщить. Я как на крыльях влетел в боярские покои, чтобы услышать слова восхищения своей доблестью, но сразу попал под водопад незаслуженных обвинений.

Боярыня, раскрасневшаяся будто после бани, сидела в похожем на трон парадном кресле и была наряжена в праздничную одежду. Мало того, Пелагея нацепила на себя все свои золотые цацки и даже соболиную душегрейку, хотя в тереме было довольно тепло, если не сказать жарко. Боярыня грозно посмотрела на меня исподлобья и заявила, срываясь на крик:

– Вельми злой и жестокосердный ты, Алексашка! Не боишься ты Господа нашего, который заповедал нам быть к врагам милосердными! Я приказала тебе наказать ослушников, а не бить их смертным боем, чтобы кровавые сопли по всему двору летали! Ты воин, в дальних странах обученный, кузнецы перед тобой как дети малые, а ты мужиков, наверное, калеками сделал! Вот отстроим следующим летом сожженную татарами церковь, я накажу новому батюшке епитимью на тебя за грех жестокосердия наложить, вот тогда отольются тебе слезы жертв твоих безвинных! Уйди с моих глаз долой и больше не самовольствуй, иначе накажу за ослушание примерно и не посмотрю на то, что ты рода боярского!