– Кто из них Трегубова? – ровным голосом спросила Лера.

Умная девочка. Жесткая умная девочка, лишенная сантиментов, лишенная малейших проявлений эмпатии. Возможно, для расследования сложных дел, связанных с чудовищными смертями, это хорошо. Или все-таки плохо?

Время покажет.

– Первая жертва. Та, что нашли в апреле.

– Понятно. – Гаврикова нисколько не удивилась и не потребовала разъяснений.

– Мне нужны личные контакты этого парня, Ганичева. Хочу пообщаться с ним.

– Поняла.

– Потом. Ты говорила, что были и другие. Кто интересовался Трегубовой.

– Корхова хорошо запомнила одного. Он заглядывал в магазин несколько раз и, судя по всему, был знаком с потерпевшей. Называл ее Оленькой. Мужчина лет сорока пяти, в черной вязаной шапке, неприятного вида. Букет цветов купил лишь однажды, кустовые хризантемы, эконом-вариант. И тут же вручил его Трегубовой. Корховой Трегубова сказала, что это телохранитель крупного бизнесмена, который давно ищет ее благосклонности.

– Кто ищет? – уточнил Брагин. – Телохранитель или бизнесмен?

– Оба. – Снова эта презрительная улыбка.

– Человек в черной шапке – это сосед Трегубовой по коммунальной квартире.

– Я же говорила…

Продолжать Лера не стала, но смысл и так понятен: патологическая лгунья, что еще от нее ожидать? Любая информация, которая исходила от Трегубовой при жизни (не важно, чего именно она касалась), как правило, недостоверна. Ее нужно проверять и перепроверять, но в сложившихся обстоятельствах это возможно далеко не всегда.

О сложившихся обстоятельствах Брагин думал, уже расставшись с Лерой Гавриковой. Почти мгновенно нашлась первая неувязка. Трегубова, по словам коллег из «Гортензии», позиционировала себя как вегетарианка. Да и в холодильнике у нее обнаружились лишь несколько банок овощных консервов, пара яиц, засохший пучок зелени и вакуумная упаковка со свеклой. Тогда откуда взялось протухшее мясо в мусорном пакете, о котором говорил Вадим Петрович? Соврал насчет мяса, лысый черт? Но смысл в таком вранье не просматривается даже отдаленно. Проще списать все на несчастную патологическую лгунью и успокоиться. Но успокоиться не получилось. И вряд ли получится в ближайшее время.

Сергей Валентинович так углубился в свои мысли, что проехал мимо дежурного «Макдоналдса», где собирался купить что-нибудь комплексное для судмедэксперта Пасхавера. Пришлось ограничиться двойной шавермой из ближайшего к Бюро уличного павильона.

Шаверма произвела на Пасхавера удручающее впечатление.

– Собачатину подсовываешь?

– Побойся бога! Кебаб с курицей. Если тебе не нравится, сам потом съем. И можем заказать суши.

– Ладно уж. Давай ее сюда. Насчет суши подумаю.

Пока судмедэксперт жевал шаверму, они успели поболтать на всякие отвлеченные темы, в основном касающиеся семейства Пасхаверов. Главная новость состояла в том, что жена Игоря Самуиловича, Илона, пять дней назад укатила в Хайфу, к умирающей тетке.

– Не поверишь. Последние лет пять месяца не проходит, чтобы старая карга не помирала. Вот прямо как по расписанию. Стабильность – наше все. Но периодически случаются обострения, и тогда моя женушка летит прощаться. Уже целое состояние оставила – «Аэрофлоту» и «EL AL»[3]. Обидно.

– Из-за денег?

– Из-за того, что вот жена уехала, чем не повод? А у меня даже любовницы нет. Одна дочь на шее. И та готовить не умеет.

В этом месте пасхаверского спича Брагину полагалось хохотнуть, на худой конец – улыбнуться, такова традиция: все поддерживают Гарика Пасхавера в святой уверенности, что у него есть чувство юмора. Но сейчас отреагировать правильно не получилось, не до того, вот Брагин и отделался легким подергиванием верхней губы.