Однако здоровяк отвлек на себя внимание, устроив шумную драку. Вот тогда Ника впервые за долгое время позволила себе подчиниться интуиции: она сфотографировала большую часть этих бумажек, не читая, что там. Ее поступок никто не заметил, даже если коллеги видели в ее руках мобильный, они наверняка решили, что она снимает драку сумасшедшего с санитарами. Но потом его увели, наступил покой, и к ней подошла Люда.

– Ты молодец, хорошо держалась, – сказала редактор. – Где эти его писульки?

– Давай я их посмотрю, может, найду что-нибудь путное!

– А ты еще не успела посмотреть? – Голос Люды зазвучал как-то странно, непривычно напряженно.

– Нет, конечно!

– Вот и не нужно тебе это. Я его знаю, человек давно и тяжело болеет, а сейчас у него сезонное обострение. Это все бумаги?

– Да.

– Можешь уйти домой пораньше, ты заслужила.

А потом Ника через внутреннее окно, объединявшее кабинет Люды и общий офис, наблюдала, как редактор торопливо пропускает бумаги через шредер, да еще и рассовывает обрывки по разным мусоркам.

Уже это настораживало, но разум, подкрепленный замгарином, подсказывал: Ника наверняка что-то не так поняла, нужно просто забыть и отпустить.

А у нее не получалось. Поэтому уже в своей квартире, пустой и тихой без сестры, она внимательно изучила бумаги, оставленные психом. И это были очень настораживающие бумаги!

Псих или нет, он был прав. С детьми действительно творилось нечто неладное, их смерти нельзя было объяснить каким-то там несчастным случаем. Но почему тогда Люда так упрямо игнорирует это? Не может быть, что намеренно, это же… слишком чудовищно.

Разум, которому Ника за последние недели привыкла безоговорочно доверять, шептал, что она превращается в истеричку. Мысль о том, что она вынуждена будет отказаться от замгарина и вернуться к тому существованию, в котором прыжок с крыши был вполне себе годным вариантом, пугала ее.

К кому идти, куда бежать? Люда не поможет, это уже ясно. Да Нику кто угодно осмеет, даже Даша, только-только выкарабкавшаяся с того света!

Ника промучилась с этим всю ночь, но лучше не стало. Сердце билось непривычно быстро, и становилось трудно дышать. Паническая атака, что ли? Достаточно будет таблеточки замгарина, может, двух… Она понимала, что нужно их выпить, а почему-то не получалось. Мыслей было много, и все какие-то рваные, как будто чужие…

Она должна была принять решение, признать то, что признавать было страшно – до той самой дрожи в руках, от которой она была свободна много недель.

Ника взяла лист бумаги и расчертила его на две колонки – побольше и поменьше. В ту, что побольше, она хотела записать все события последних дней, из-за которых разум и эмоции бросались друг на друга, как бешеные псы. Колонка поменьше предназначалась для оценки ее реакции.

Как я отнеслась к этому?

И отнеслась бы я к этому так же, если бы не замгарин?

Реакция – это выбор пути. Важные события – перекрестки. И если бы на любом из перекрестков она пошла не туда, где она оказалась бы сейчас?

Первое – состояние Даши. Ее боль, возможность потерять ее. Спустила на тормозах, потому что посчитала: глупо беспокоиться из-за того, что не случилось.

Второе – то, что Артур не приехал, да и потом не счел все это важным. Ника не обиделась. Замгарин помог понять, что есть в жизни вещи поважнее таких вот ссор. Звучит-то красиво, но по факту ей было просто плевать.

Это очень прогрессивно. Это мрак какой-то. Тут можно поставить две галочки – должна была отреагировать совсем не так.

Странное поведение врача, смена его мнения, его слабо прикрытая враждебность. Не придала значения, сочла погрешностью.