Вернулся, решил помыться, но в душ очередь. Посрать? Туда тоже очередь.

– Куда ты ходил? – спрашивает Мила, когда я зло захлопываю дверь в комнату.

– За берушами.

– А чего телефон не взял?

– О, точно! И телефон не взял. Мне кажется, я старый. Я хочу срать, спать, я воняю и болю, чихаю и мерзну. И вся эта хуйня мне не нравится. Я хочу срать, когда хочу, а не терпеть, пока какие-то овцы стоят в очереди передо мной.

– Почему овцы?

– Потому что они блеяли. Это верный признак овцы. Да и выглядят некоторые…

– Ну зачем ты? У них просто воспоминания о Грузии…

– Давай в отель переедем, а? Там шведский стол.

– Но у нас тут оплачено.

– Да пофиг. Тут не отдохнуть, особенно с этими ребрами.

– Почему?

– Потому что нельзя отдохнуть там, где нельзя поспать и посрать в удобное время и где какая-то сволочь все время открывает форточку.

– И как ты себе это представляешь? Будем сюда ходить?

– Зачем?

– Ну время проводить.

– Ты правда представляешь, что я буду сидеть и полвечера блеять? Ты думала, я так обычно отдыхаю?

– Тогда я одна буду из отеля сюда ходить?

– Нет. Мы приехали с тобой отдыхать? Вот и отдыхай со мной.

– Но тут мои друзья.

– И? Я вроде бы не настаивал, чтобы они были здесь.

– Нельзя же не приходить, они как семья.

– Да ну? А я, мать твою, кто тебе?

Мила задумалась. Я задумался еще крепче. Какая-то ниточка, связывавшая нас, натянулась и беззвучно лопнула – черт его знает почему.

Мила помолчала и нашла своеобразный способ дать мне поспать: увела всех в какой-то кабак. И я действительно заснул.

Утром Мила отказалась идти в отель на шведский стол, и пришлось со всей отарой направиться в какое-то (наверное, единственное во всем Баксанском ущелье) хипстерское кафе, ненавистное хотя бы потому, что до него надо идти через пол-Терскола. На выбор завтраки по настроению: завтрак влюбленных, завтрак спортсмена, завтрак туриста, завтрак сноубордиста и так далее. Каждый завтрак – это омлет с разными начинками: сосиски, какие-то бобы, овощи и прочее. Официант принимает заказы у всех, потом обращается ко мне. Выбрать невозможно. Я уже загадал шведский стол, где есть все. «Дайте мне завтрак очень злого человека», – шучу, но он кивает, и моя потуга оказывается не напрасной: за те же деньги мне приносят завтрак, в котором есть всего помаленьку. Так случайно иногда встретишь гения в своей профессии – и тот официант был им.

Днем я уехал из Терскола. Мне позвонил Грицун. Мила в это время была на горе. Немного волновалась по телефону, и мне едва удалось ее убедить, что я правда уезжаю по делам и это – срочно.

Ничего срочного, конечно, не было. Позвонил Грицун:

– Когда можешь в Красноярск?

– Да хоть сегодня. Только я на Эльбрусе.

Грицун оплатил и перемену рейса с Минвод до Москвы, и такси до Минвод.

Речь шла о деле, за которое нам не стали бы платить – во всяком случае столько, сколько принято. Грицун скинул двадцать тысяч – стандартную таксу за день, «из своих». Сам он занимался делом на общественных началах и надеялся навести немного шороху в СМИ.

Маленький городок, тысяч в двадцать пять – тридцать населения, который, я уверен, уже на следующий день после развала Союза выглядел так, будто его оставили войска при паническом бегстве, и это сказывается теперь на всем: на безнадежности во взглядах взрослых, на обреченной походке любого случайного прохожего, на пьянстве и загулах, на диком и случайном криминале, на унылом ассортименте магазина, на отчаянных и опасных играх детей, которые отрываются будто бы в последний раз и лезут в трансформаторы под напряжением, на трубы котельной и на спор перебегают оживленное шоссе перед грузовиками: кому удастся как можно ближе перебежать, тот и победил.