– Пока, соседка! Ух, красота! – снова потянулся, расправил плечи. – Имею право, заслужил, оттянуться по полной программе. В загул, в загул – и никаких сомнений. А ты, Инка, марш домой, природоведение и чистописание изучать.

Глядя ему в спину, Инна не испытывала терзаний, скорее – брезгливость. Какого рода загулу хотел предаться Борис, ясно: пиво, спиртное плюс девицы вроде Таньки из семнадцатой квартиры.

И в последующие годы их судьбы крутились на непересекающихся орбитах. Инна поступила в музыкальное училище. Борис, еще студентом, занялся бизнесом, оказавшимся успешным и прибыльным. Университет Боря заканчивал совладельцем кирпичного завода в Подмосковье.

О выдающихся успехах Бори знали со слов его родителей, которые, понятно, гордились, но и слегка пугались стремительного обогащения сына.

Короткие встречи почти не сохранились в памяти. Боря на сутки приезжал к родителям, которые не знали, чем его ублажить, пичкали разносолами, будто сыночек в столице голодал. Инне не до застолий, надо мчаться на репетицию, у них показательный концерт в училище.

Быстрые диалоги при неожиданной встрече на лестничной площадке.

– Привет, ты как? – здоровается Боря.

– Отлично. Все хорошо, но никто не завидует. А ты?

– Аналогично. Но завистников приходится отстреливать.

– Серьезно? – пугается Инна.

– Шучу, – успокаивает Борис. – Инка, ты, – неопределенно вертит рукой с сигаретой, – сформировалась, похорошела.

Примитивный комплимент в сравнении с теми, что она слышит последнее время.

– Боря, хотелось бы поговорить, но…

– Ясен пень, торопишься?

– Не то слово – горю. Пока! Увидимся.

– Обязательно. Инка?

– Что?

– Блюди честь смолоду! – насмешливо грозил пальцем Боря.

– Спасибо, что напомнил.

Боря приезжал все реже. Не каждые два месяца, а раз в полгода. Навезет деликатесов, осыплет подарками – и был таков. Звонил, конечно, регулярно.

Когда Борина мама тяжело захворала, а от него скрывали (как же: мальчик так занят!), Инна позвонила Борису в Москву:

– Привет, буржуй!

– Кто это?

– Дед Пихто!

– А по голосу – не дед, а, пардон, баба!

– Он еще шутит. Это Инна. Ты, конечно, дико занят. Родители, что мои, что твои, плавятся: Боречка у нас лишний миллион в поте лица заколачивает.

– Инна? У вас проблемы?

– И у тебя, думаю. У твоей мамы очень плохо с сердцем. Лежит в больнице, врачи разводят руками: мол, возрастное. Глупости! Не верю. Пятьдесят лет – не девяносто. Наверняка можно вылечить. Но в нашу больницу со своими простынями, чашками, ложками и туалетной бумагой ложатся. Твою маму лечат аспирином, потому что других лекарств не имеется, а нам твердят: возрастное. Чего молчишь?

– Понял. Соображаю. Спасибо, что позвонила.

Боря несколько дней сидел на телефоне: связывал московских медицинских светил с областными, которые докладывали результаты исследований и анализов, диагнозы озвучивали. Потом Борис приехал вместе со столичным профессором и мешком лекарств. В больнице был фурор. Даже губернатор, сопровождая московского гостя, прошелся по скорбным госпитальным коридорам.

Борина мама резко пошла на поправку. Лекарства ей, конечно, помогли. Однако, с точки зрения Инны, главную скрипку сыграло бурное участие сына: он сражался за мамино здоровье с исступлением артиста, выступающего на главном концерте. (У Инны в ту пору все сравнения были исключительно музыкальными.)

– Дорого тебе обошлось? – не удержалась Инна от вопроса, когда все закончилось: профессор убыл в столицу, Борина мама вернулась домой.

– Новенький «Мерседес», – ответил Борис. – Мечтал о навороченной тачке, откладывал. А сколько потерял за две недели отсутствия в бизнесе! Не сосчитать.