Лейтенант придал себе значительности и доложил серьезным голосом (в меру своих сил, конечно):

– Из штаба маршала Креббса. Первое – морская разведка по состоянию на полдень вчерашнего дня докладывает – противник разгрузил в заливе Аоба, северо-восточнее Тенассарима, около ста транспортов с войсками, предположительно – два моторизованных корпуса. Второе – авиационная разведка докладывает, что в настоящий момент колонны врага движутся к реке Ируан по Топальскому шоссе через Чанфанский перевал, с целью перерезать наши владения в Каодае в самом опасном месте. В течении ближайших суток они должны вторгнуться во владения Империи в Каодае. Наша пограничная уланская бригада занимает позиции у Тасмаи-Бона, но сдержать натиск врага вряд ли сможет. Максимум – задержит его на несколько часов. Исходя из этого, маршал приказал нашей бригаде, приданному танковому батальону и туземной кавалерии – оперативной группе генерала Лендсбери, как мы сейчас называемся в штабе маршала – двигаться на север к Тенассариму, занять предмостное укрепление на Ируане в районе Бахадур-Йонга и левым флангом соединиться с правым флангом Первой бригады кханских стрелков, общая цель – оборонять оба моста, железнодорожный и шоссейный. Правый наш фланг будут прикрывать егеря Шестой егерской – они уже на марше, завтра к полудню будут на месте. Исполнение донести к девяти вечера завтрашнего дня. До Тенассарима что-то около шестидесяти миль, за двадцать часов мы должны успеть – во всяком случае, так считают в штабе маршала.

Генерал поморщился.

– Что за страсть у маршала к ночным маршам? Бригада три недели, как прибыла из Нордланда, еще не привыкла к тропической жаре. Ночной марш по джунглям для нас – самое худшее из возможных испытаний.

– Ваше превосходительство, – начальник штаба бригады полковник Роджерс почтительно, но довольно твердо возразил командиру бригады – Мне кажется, ночной марш – лучшее, что мы можем предпринять в условиях возможного господства в воздухе авиации противника. Повторяю, возможного – мы не знаем, закончили ли инженерные части Окумии достройку аэродрома в Краун-Лесси. Поэтому ночь – наше время, тем более – скрытность марша нам обеспечить больше нечем.

– Знаю, знаю. Поэтому и приказываю через час выступить на Тенассарим хайдарабадскому кавалерийскому полку, через два часа – гренадерской бригаде. Танковый батальон будет арьергардом. Гринуэй, пишите приказ на марш. – Генерал всегда считался с мнением своего начальника штаба, поскольку всю свою жизнь прослужил в частях метрополии и терялся в колониальной неразберихе, Роджерс же никогда не покидал Каодая и прошел здесь все ступени карьерной лестницы. Молодым лейтенантом он участвовал в покорении Каодайского ханства, командовал затем ротой шанской туземной пехоты, командиром батальона этой же бригады прошел короткую, но яростную войну с самозваным наследником Балхского ханства, был инспектором кавалерии, на нынешний пост пришел с должности начальника штаба каренской егерской бригады. Он знал туземные войска и, в отличие от подавляющего большинства офицеров, всерьез надеялся на их боеспособность.

Работа закипела. Штаб принялся деятельно готовится к ночному маршу, забегали посыльные, офицеры ежеминутно выходили и входили в штабную палатку, мелькнул командир хайдарабадских улан – высокий сухопарый старик-полковник в черной шелковой чалме, в оливковом мундире, с цветастой колодкой имперских орденов на груди.

Роджерс отвел лейтенанта Меррита в сторону.

– Вот что, лейтенант. Вы мне кажетесь исполнительным и толковым офицером, к тому же вполне джентльменом. У меня будет к вам некое поручение, о сути которого я бы не хотел, чтобы знала хоть одна живая душа. Пока.