Видно было, что Алеше не по себе. Варя его ужином накормила – вернулся он с работы, как водится, поздно, она уже к тому времени поела. Ел Данилов без аппетита, ковырял вилкой. Она даже спросила: «Ты здоров?»

– Как бык, как боров, – прибауткой откликнулся он.

Она не стала выяснять, что с парнем происходит, – наверно, на работе что-то. Но если она не имеет права с ним делиться, что происходит на службе, – значит, и про него не должна расспрашивать. Захочет – сам расскажет. Он-то никакой подпиской не связан.

Но чтобы развлечь любимого, Варя решила поделиться с ним – нет, разумеется, не тайнами, что выяснила днем у Сырцова, не разговором с Петренко и не собственными планами насчет олигарха Корюкина. Кононова о другом разговор завела, о гипотетическом.

– Скажи, – спросила, – а вот ты – если б у тебя машина времени была и ты в прошлое мог полететь – где бы хотел оказаться? И что изменить?

Данилов немедленно и совершенно безапелляционно сказал о том же самом, о чем и она не раз думала – и не только сегодня.

– Я бы сделал так, чтобы никакой революции семнадцатого года в нашей стране не было. Точнее, пусть буржуазная будет, а вот так называемая социалистическая – ни-ни. Столько бед она России нанесла!

– И что же? Ты бы в тысяча девятьсот шестнадцатый отправился и Ленина убил? И рука бы поднялась?

– Ну, во-первых, зачем убивать? Я ведь не террорист какой. Полетел бы в тысяча восемьсот семидесятый – он в этом году, что ли, родился?.. Точнее, в шестьдесят девятый отправился, за девять месяцев до. И напоил его матерь – Марию Ильиничну, кажется, Ульянову? – средством противозачаточным.

– Прямиком в тысяча восемьсот шестьдесят девятый отправился бы?

– А что? Хороший год. Толстой «Войну и мир» печатает, Достоевский – «Идиота».

– Ты так все помнишь? – удивилась Варя, отчасти искренне, отчасти, чтобы подольститься. Мужчины любят, когда их умом, знаниями и умениями восхищаются, – а ей ничего не стоит.

– Еще бы! Я ведь не зря на журфаке учился – а главное, поступил туда! Опять-таки, тысяча восемьсот шестьдесят девятый – в самом расцвете Гончаров, Лесков, Островский. Есть с кем поговорить. У Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой» выходит… Эх, поехал бы я в Симбирск, напросился в гости к деятелю тогдашнего гороно господину Илье Ульянову и подпоил его женушку противозачаточным. И вуаля!

– Не родился бы Ленин, были бы другие. Троцкий со Сталиным – что, лучше? Такие же упыри и вурдалаки, может, еще и пострашнее.

– Да, Иосифа-душегуба-Виссарионовича я бы безо всякого противозачаточного, своей рукой задушил в колыбели… Но ты права, если историю править, можно с Николая Второго начинать. Человек вроде объективно честный и чистый – а такой нерешительный, слабый, не государственник совсем! Столько горя нашей стране принес! Как он мог попустить революцию, помазанник божий! Да и если дальше копнуть? Александр, я извиняюсь, Третий? Пьяница несчастный. Или даже Второй Александр, освободитель! Тоже непонятно, как эти властители правили и куда Россией рулили. Все клокотало, как котел. Вера Засулич ведь недаром в градоначальника Трепова стреляла. И не зря ее присяжные оправдали. Было за что. И народовольцы!.. Это сейчас модно стало говорить: ах, террористы, нынешним арабам-бомбистам-фанатикам путь указали! А ведь, если разобраться, люди честные были и чистые. И боролись не за власть или за деньги. За Россию и счастье народное – как они его понимали.

– Правильно говоришь, Данилов, – вздохнула Варя. – Непонятно, что делать и с чего начинать… Поэтому я бы, если бы в прошлое попала, просто с мамочкой и с папочкой больше времени провела, поговорила с ними, поласкалась. А там, может быть, от них беду отвела.