– Да я не против, – задумался Джо, – только чтоб не сильно.

– А в самом деле, нельзя позвонить твоей маме и сказать, что у нее сестра заболела?

– Ее сестра в Тонаванде живет. Если что – прислала бы телеграмму.

– Айда к Толстяку Палмеру – договоримся насчет телеграммы.

Сын квартального дворника, Толстяк Палмер, несколькими годами старше их, был рассыльным на почте; он курил и сквернословил. Доставлять фальшивую телеграмму он наотрез отказался, но за четвертак согласился раздобыть чистый бланк и поручить доставку одной из младших сестренок. Деньги на бочку, авансом.

– Постараюсь достать, – задумчиво сказал Бэзил.

Они поджидали его у многоквартирного дома, до которого было несколько кварталов ходу. Бэзил отсутствовал минут десять, а потом вышел с мученическим видом, раскрыл ладонь, где лежал четвертак, и присел на край тротуара, поджав губы и жестом попросив, чтобы его не трогали.

– Откуда деньги, Бэзил?

– От моей тетки, – с трудом выдавил он и добавил: – За яйцо.

– Да ты что?

– За сырое яйцо.

– Ты яйцами приторговываешь? – стал допытываться Толстяк Палмер. – Послушай, я знаю, где можно доставать…

Бэзил застонал:

– Мне пришлось выпить сырое яйцо. Она помешана на здоровом питании.

– Шальные деньги как с куста, – поразился Толстяк. – Я этих яиц выпил…

– Заткнись! – взмолился Бэзил, но было уже поздно.

Яйцо не пошло впрок – оно было тут же принесено в жертву любви.

На бланке Бэзил написал:

К четырем часам Бэзил еще не забыл, что у него, строго говоря, есть родители, но они уже остались далеко в прошлом. Кроме того, он знал, что согрешил, и, пока брел по аллее, безостановочно повторял молитву, надеясь получить в этой жизни прощение за очки Альберта Мура. Остальное можно было отложить до разоблачения, за которое он предпочел бы ответить после смерти.

В четыре часа они с Джо забились в шуноверовский чулан, чтобы хоть на последние тридцать минут скрыться от бдительного ока кухонной прислуги. Миссис Шуновер отсутствовала, гости были на подходе – и тут как по команде одновременно раздались трели дверного и телефонного звонков.

– Пришли, – шепнул Джо.

– Это мои предки, – сразу охрип Бэзил, – скажи, что меня тут нет.

– При чем тут твои предки? Это гости.

– По телефону названивают.

– Вот сам и скажи.

Джо ворвался в кухню:

– Ирма, в дверь звонят – неужели ты не слышишь?

– У меня руки в тесте, у Эсси тоже. Ступай сам открой, Джо.

– Нет, ни за что!

– Тогда пускай обождут. Вы, ребятки, как видно, ходить разучились.

И снова по всему дому настырно разнесся двойной сигнал тревоги.

– Джо, скажи моим родителям, что меня здесь нет, – нервно повторил Бэзил. – Как же я сам скажу, что меня нет? Давай, не тяни. Просто скажи: его тут нет.

– Надо дверь открыть. Ты хочешь, чтобы все разбрелись по домам?

– Нет, не хочу. Но ты просто обязан…

Из кухни, вытирая руки, появилась Ирма.

– Вот тебе и раз! – воскликнула она. – Что ж дверь-то не открыли? Детки сейчас разбегутся.

В смятении оба загалдели наперебой. Ирма волевым решением отдала преимущество телефону.

– Алло, – ответила она. – Уймись, Бэзил, из-за тебя ничего не слышно. Алло, алло… Ну вот, трубку повесили. Ты бы причесался, что ли, Бэзил… а руки-то, руки!

Бэзил бросился к раковине и схватил кусок хозяйственного мыла.

– Где расческа? – заорал он. – Джо, где у тебя расческа?

– Наверху, где ж еще.

С мокрыми руками он помчался наверх по черной лестнице и, увидев себя в зеркале, понял, что выглядит именно так, как только можно выглядеть после скитания по задворкам. Торопливо откопав среди вещей Джо свежую рубашку, он уже принялся ее застегивать – и тут послышался вопль, плывущий вверх от парадной двери: