– Ты обиды-то не держи, – говорил управляющий, пока шли они лесом куда-то за усадьбу, – Места здесь лихие, всякое случается, – и спохватился, сообразив, что лишнего сболтнул. А ну как, повернётся чужак и уйдёт, напугавшись местных сказок, – Каким ремеслом владеешь, мастер?

– А какое требуется, тем и владею, – спокойно отозвался Савелий. Не из пугливых он, да и о легендах здешних наслышан, – Столярное дело знаю, кузнечное, за живностью ходить могу, а ежели необходимость возникнет, так и стряпать обучен.

– Вот это лишнее, – добродушно рассмеялся собеседник, – Жинка моя, да дочерь старшая в барском доме стряпают. Ты у них дело-то не забирай! – погрозил пальцем он и толкнул дверь, ведущую на сеновал. – Устраивайся, путник. Повечерять тебе принесут, а толковать по утру станем. Нынче одно скажу, работы в имении много, а работников мало.

– Отчего же так? – не проявляя особого интереса, спросил Савелий. Знал, конечно, отчего, но от местного услышать хотел.

– Отчего… – тот задумался, снова почесал нос, поплотнее запахнул кожух, видать и его сырость донимала. Его ещё больше, скорее всего, он из тёплого дома вынырнул, от жарко натопленной печи, а не шёл весь день по слякоти, сбивая ноги в кровь, не мок под осенней взвесью. – Устраивайся, – не ответив, повторил он. – Всё завтра.

Скрипнув, приоткрылась дверь, внутрь осторожно проникла вихрастая голова мальчишки-подростка, завертелась из стороны в сторону, выискивая позднего гостя. Вот остановился на Савелии любопытный взгляд, мальчишка, вздохнув, протиснулся на сеновал, приблизился, скрывая стеснение и неуверенность, стараясь двигаться степенно, по-мужицки, поставил на пол узелок.

– Вот! Всё принёс… – и не выдержал прямого взгляда пришлого мужика, юркнул за спину управляющего. Видать нечасто в имение путники заходят, раз новые лица и пугают, и разжигают такое жгучее любопытство. Что ж, всё так, как и рассказывали Савелию знающие люди. Пока всё так, вот коли примут его в услужение, тогда и оглядится, проверит, что истина в местных сказаниях, а что досужие домыслы.

Управляющий вдруг заторопился, бросив настороженный взгляд за дверь. Там, за дверью сгущалась тьма и показалось… Нет, должно быть, просто показалось, тьма была живой, клубилась, дышала, выжидая своего часа… Савелий, отгоняя морок, потряс головой. Показалось. Просто показалось.

– Прости, мил человек, свет тебе не оставлю, не обессудь, сеновал всё ж таки… вспыхнет, огня не уймёшь. Да и нам назад до дому идти, – торопливо и сбивчиво говорил он, а сам всё подталкивал к выходу упирающегося мальчишку, вот вытолкал, выскользнул следом сам, затворил ворота, вставил в щеколды тяжелую балку, надёжно запирая непрошенного гостя на сеновале. Савелий подошёл к крохотному окошечку, выглянул, успел заметить в сгустившихся сумерках, как быстро, почти бегом, удаляются мужчина и мальчишка. Отец с сыном, подумалось вдруг, стоило заметить, как оберегает управляющий мальчика, подхватывает, стоит тому запнуться, тянет за собой, освещает ему тропу лампадой. Чего же так боятся они? Плутать в усадьбе негде, не опустилась ещё на неё непроглядная осенняя тьма, да и места ими вдоль и поперёк исхожены, так чего боятся?

Отойдя от окна, Савелий принялся за трапезу. Есть в потёмках удовольствие то ещё, но ложиться спать с пустым брюхом куда хуже. Ничего. Он привычный.

Новый день, не в пример вчерашнему, выдался ярким и солнечным. Утро раскрасило небо синим и голубым, солнце, будто извиняясь за скупое тепло, щедро распыляло на притихший парк золото, но не вышло у погожего, богатого на краски денька, оживить старую усадьбу. Ещё более запущенной и неприглядной казалась она на контрасте, унылой и… умирающей. И не только внешне таковой казалась, но и внутренние ощущения сходными были. На погосте и то спокойнее, света и жизни больше. Отчего так?