-- Дочь моя, я понимаю, как больно тебе было узнать, что сестра твоя, донна Изабель, погибла в том страшном крушении. Я оплакиваю ее вместе с тобой, и буду молиться, чтобы Господь простил ей прегрешения и принял в свое лоно. Завтра состоятся похороны, и тело бедной Изабель будет упокоено в фамильной усыпальнице. Как жаль, дитя мое, что доктор запретил тебе вставать, и ты не сможешь отдать сестре последний христианский долг.
«Я помню, как меня несли… Похоже, эта самая Изабель тогда и погибла. Значит, у «меня» в этом мире была сестра. А я сама, получается, маркиза. Маркиза Анна дель Боргетто. Хоть бы запомнить это все и ничего не перепутать…»
Анна молчала и продолжала внимательно смотреть на священника. Он, казалось, был несколько недоволен полным отсутствием ее реакции.
-- Твой дядя, почтенный герцог де Веласко, просил меня поговорить с тобой о замужестве. Нам, скромным служителям церкви… -- тут он набожно перекрестился, и Анна в точности повторила его жест, просто на всякий случай. – Нам приходится оказывать помощь возлюбленным детям нашим даже в мирских делах. Ты, безусловно, знаешь, что брак твоей старшей сестры был условлен и обговорен, и разрешение от нашего добрейшего короля было получено вместе с благословением папы Клемента. Сейчас же, когда траур по сестре твоей погрузит нас в пучину печали, возникнет проблема, которая потребует незамедлительного решения.
В этом словоблудии Анна почти потерялась, но это был первый разговор, который давал ей хоть какую-то информацию о мире, и она продиралась сквозь словесные дебри, вычленяя для себя главное: «Значит у сестры намечалась свадьба. Ее брак благословили все на свете, начиная от короля и кончая папой римским. Теперь бы еще понять, что хочет от меня этот скользкий господин.»
-- Через два дня будет заседать совет грандов, дитя мое, и герцог де Веласко собирается выдвинуть твою кандидатуру. Мой скромный опыт позволяет мне думать, что брак твой с франкийским герцогом – дело решенное. Мы все знаем, сколь привержена ты делу нашей матери-Церкви. И мне ведомы мысли твои и мечты о тихой жизни в святой обители кармелиток. Мужайся и помни, что Господь в своей неизмеримой милости иногда посылает нам тяжкие испытания. Этот брак, дитя мое, и есть тот самый крест, который ты, овечка божья, должна нести по жизни, смиренно уподобляясь великим мученикам.
«У «сестры» был договорной брак. Значит, сейчас меня постараются впихнуть на ее место. Может быть, это даже и к лучшему? Франкия - это где, интересно? Главное, что точно не здесь. Здесь, в этом доме, каждая собака знает донну Анну, а франкийский герцог – это шанс, что меня будут окружать новые люди. Скорее всего, они и не заподозрят подмены. Радости, конечно, маловато – жить с незнакомым мужиком, но и бежать мне, пока я ничего не знаю об этом мире, совсем уж глупо.»
Анна закрыла глаза, молитвенно сложила руки на груди и начала пошевеливать губами, размышляя: «Кто его знает, почему вместо родственника мне об этом говорит церковник. Но если эта Анна был такой уж набожной, то сделать вид, что я молюсь – это хорошая идея.»
Когда она открыла глаза, то заметила, что взгляд священника слегка изменился. Пожалуй, в нем скользило удивление.
-- Ты хорошо меня поняла, дитя мое? Волею высших сил ты не отправишься в этом месяце жить в святую обитель, а через полгода, сразу после окончания траура, вступишь в брак с франкийцем, – он продолжал испытующе смотреть на Анну и, кажется, удивлялся все больше. Но, похоже, удивлялся приятно. Кто знает, может быть, та, прежняя Анна, начала бы скандалить или бы плакала, проклиная свою судьбу? То, как среагировала нынешняя Анна на его слова, священника радовало.